Коллективное стихотворение № 9

[Оксана]

Продолжаем коллективное творчество 
Первый игрок пишет одну строчку, следующие - по две.
Схема рифмовки - АВАВ.


Я ехал в понуром московском трамвае

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю

[Ника]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались.

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь

[Оксана]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно морзянка? Но я ж не радистка!

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка

[Оксана]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское

[Оксана]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я между прочим не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу не помню...

[kalimator]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я между прочим не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони

[Оксана]

Но кто эта Паша? Ей богу не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените

[Оксана]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка

[Игоревич]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!

Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко

[Оксана]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?

[Игоревич]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.

И стало спокойно. В момент. В одночасье.

[Оксана]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт

[Ника]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым

[Игоревич]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье

[Ника]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье,
что зря я отвлёкся от судеб страны,

читая записку Прасковьи какой-то.

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье,
что зря я отвлёкся от судеб страны,

читая записку Прасковьи какой-то.
И снова все мысли – ну кто же она?
Так.. вспомнил! Я с нею когда-то работал

[Оксана]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье,
что зря я отвлёкся от судеб страны,

читая записку Прасковьи какой-то.
И снова все мысли – ну кто же она?
Так.. вспомнил! Я с нею когда-то работал.
Ну да! Это ж босса вторая жена.

Бросала в меня откровенные взгляды

[Игоревич]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье,
что зря я отвлёкся от судеб страны,

читая записку Прасковьи какой-то.
И снова все мысли – ну кто же она?
Так.. вспомнил! Я с нею когда-то работал.
Ну да! Это ж босса вторая жена.

Бросала в меня откровенные взгляды
И ненависть в них откровенной была:
- Ответь, "существо", а тебе ЭТО НАДО?

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье,
что зря я отвлёкся от судеб страны,

читая записку Прасковьи какой-то.
И снова все мысли – ну кто же она?
Так.. вспомнил! Я с нею когда-то работал.
Ну да! Это ж босса вторая жена.

Бросала в меня откровенные взгляды
И ненависть в них откровенной была:
- Ответь, "существо", а тебе ЭТО НАДО?
О, сколько в них было презренья и зла.

Давно завязал – не хожу я «налево»

[Оксана]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье,
что зря я отвлёкся от судеб страны,

читая записку Прасковьи какой-то.
И снова все мысли – ну кто же она?
Так.. вспомнил! Я с нею когда-то работал.
Ну да! Это ж босса вторая жена.

Бросала в меня откровенные взгляды
И ненависть в них откровенной была:
- Ответь, "существо", а тебе ЭТО НАДО?
О, сколько в них было презренья и зла.

Давно завязал – не хожу я «налево»,
А только "направо" и по четвергам.
К тому же жена у меня - королева

[Вера Гаевская]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье,
что зря я отвлёкся от судеб страны,

читая записку Прасковьи какой-то.
И снова все мысли – ну кто же она?
Так.. вспомнил! Я с нею когда-то работал.
Ну да! Это ж босса вторая жена.

Бросала в меня откровенные взгляды
И ненависть в них откровенной была:
- Ответь, "существо", а тебе ЭТО НАДО?
О, сколько в них было презренья и зла.

Давно завязал – не хожу я «налево»,
А только "направо" и по четвергам.
К тому же жена у меня - королева
А я, как вы поняли, скромный Ван Дамм.

Менты меня Васей сегодня назвали

[Оксана]

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье,
что зря я отвлёкся от судеб страны,

читая записку Прасковьи какой-то.
И снова все мысли – ну кто же она?
Так.. вспомнил! Я с нею когда-то работал.
Ну да! Это ж босса вторая жена.

Бросала в меня откровенные взгляды
И ненависть в них откровенной была:
- Ответь, "существо", а тебе ЭТО НАДО?
О, сколько в них было презренья и зла.

Давно завязал – не хожу я «налево»,
А только "направо" и по четвергам.
К тому же жена у меня - королева
А я, как вы поняли, скромный Ван Дамм.

Менты меня Васей сегодня назвали.
Я вправду Василий, чего тут скрывать?
Тут дело в другом, проживал я в Австралии

[Оксана]

Давайте закончим сей шедевр!

[Вера Гаевская]

Оксана, предлагаю сей шедевр обчикать на три строчки последние и на этом завершить.
И будет так:

Я ехал в понуром московском трамвае,
За стёклами осень махала листвой.
Вот книгу достал и её открываю.
Но странно - я вижу страницу пустой.

Все буквы исчезли, слова разбежались,
Лишь точки-тире с запятыми стоят.
Очки протереть я пока не решаюсь,
Туманится грустно за стеклами взгляд.

Возможно, морзянка? Но я ж не радистка!
Прочесть бы хоть как эти точки-тире.
Но что это? Выпала чья-то записка?
"Тебя я любила тогда в январе!"

И подпись: Прасковья, что из Подмосковья.
Я стал лихорадочно морщить свой лоб:
Конечно, мне тоже не чуждо мирское,
И я, между прочим, не камень, не столб.

Но кто эта Паша? Ей богу, не помню...
Вас столько пыталось меня обуздать:
Татьяны, Светланы, Наташи и Сони -
Еще сотни три можно женщин назвать.

Но Паша любила... Зимой, говорите?
Прошло двадцать лет, я совсем уж не тот,
И солнце моё-то, похоже, в зените,
Но светит, не грея....Сплошной анекдот.

Но вот подоспела моя остановка
Трамвай мой "13"-й... Что бы тебя!
Я спрыгнул, и вот - поскользнулся неловко,
И шлепнулся в лужу, душевно скорбя...

Вдруг слышу: мужчина, вы часом не Вася?
Так  кто-то тихонько сказал за спиной.
И стало спокойно. В момент. В одночасье.
Меня за грудки поднимал постовой.

- А ну-ка, Василий, пройдемте в участок.
Штаны отряхните, и плащ заодно.
Прошу предъявить документ. Лучше паспорт.
А что это в сумке у вас? Кимоно?

Да вы, гражданин, каратист? Неужели?
… «Попался!» - мелькнуло в моей голове.
Достал документ я движением смелым
- Коллега, я штабс-капитан КГБ

И вас забираю себе в подчиненье.
Такие "качкИ" нам по горло нужны.
.. Я понял – мне дали понять на мгновенье,
что зря я отвлёкся от судеб страны,

читая записку Прасковьи какой-то.
И снова все мысли – ну кто же она?
Так.. вспомнил! Я с нею когда-то работал.
Ну да! Это ж босса вторая жена.

Бросала в меня откровенные взгляды
И ненависть в них откровенной была:
- Ответь, "существо", а тебе ЭТО НАДО?
О, сколько в них было презренья и зла.

Давно завязал – не хожу я «налево»,
А только "направо" и по четвергам.
К тому же жена у меня - королева
А я, как вы поняли, скромный Ван Дамм.