Каратаевщина (о речи своей и чужой)

[barrett]

Здесь помещаю свою старую заметку на интересную для меня тему. Надеюсь, что другим форумчанам она тоже может быть любопытна. 

* * *

В 20 годах прошлого века Михаил Бахтин предположил, что в произведения могут непроизвольно или же наоборот вполне произвольно вкрапляться куски инородных текстов и проследил это на литературных примерах.
Это окрытие оказалось, впрочем, почти не замеченным широкой литературоведческой аудиторией - время прозвучать в полный голос для него еще не наступило. Иными словами, тогда, в 20-х, ему не придали того значения, которого оно, без всяких сомнений, заслуживало.
Но в 60-х годах француженка болгарского происхождения Юлия Кристева, основываясь на открытии Бахтина, предложила широкой научной общественности термин "интертекст" в качестве названия для такого рода вкраплений уже известных текстов (дискурсов) в текст авторский. И именно этому термину суждено было произвести революцию как в литературоведении, так и в областях, выходящих (иногда даже слишком выходящих) за рамки последнего.
Проблематика интертекста была углублена и разработана в первую очередь такими учеными и философами, как Жак Деррида, Ж. Лакан, Мишель Фуко, Ролан Барт и др., которых нынче принято называть постструктуралистами, и легла в основу эстетики постмодернизма.
Эти уважаемые мужи пришли к выводу, что текст пронизывает всю человеческую структуру и что, по большому счету, человеческое сознание оперирует уже готовыми текстами. Иными словами, можно сказать, что человек есть текст и не более того.
Мишель Фуко в своих произведениях (в работе "Смерть автора", в частности) выдвинул смелое предположение, что существование человека, как личности, - утверждение не такое уж очевидное, как это принято было понимать до сих пор, ведь если человек - это текст, а текст существует и до человека, и без конкретного человека (язык предшествует рождению и не исчезает после смерти индивида, предположительно конструкции языка формируют отношение к миру, психический уклад личности и т. д), то ничего нового, кроме вариаций готовых текстов человек привнести в мир не может.
Таким образом, следует признать, что человеческая деятельность сводится к простому варьированию уже известных текстов.
Следствием данных открытий стало появление литературы постмодернизма, сознательно вбирающей в ткань произведения чужие дискурсы - интертексты. Отныне предметом произведения стал язык.
Но ведь язык - это еще и идеология. Попробуем разобраться.
Язык конкретной социальной группы или социального института, язык художественной литературы или язык науки - это, в первую очередь, структура, хотим мы того или нет. Структура - это рамки и границы, как бы мы не уверяли себя, что мы полностью свободны (в своих писаниях, например). Такие языковые структуры можно сравнить с накинутой на мир сеткой, сквозь ячейки которой проходит лишь то, что соответствует их размеру или форме. Таким образом язык формирует и наше сознание. Не случайно в 60-е годы ХХ века то и дело появлялись призывы создать новый, неидеологический язык.

Все, что было сказано выше - прелюдия, несколько длинная, но необходимая для понимания предмета нашего разговора.
Я хочу указать, что существует некая никому не принадлежащая база языковых штампов и затертых до полного обезличивания конструкций, которые мы употребляем каждый день, совершенно не задумываясь, что они уже давно утратили всякий смысл. Эти конструкции понятны практически каждому носителю языка и являются некой мелкой монетой - налогом за право общения, право коммуникации. К этой группе относятся не только конструкции типа, доброе утро; добрый вечер; привет, как дела?; уважаемый господин; простите, пожалуйста и прочие узаконенные языковые штампы, но, по большому счету, абсолютное большинство языковых конструкций вообще. Таким образом, мы обречены на неоригинальность.
У Льва Толстого есть потрясающий пример подобной неоригинальности. Если кто помнит Платона Каратаева из "Войны и мира", пусть спросит себя, не показался ли ему этот персонаж слегка странным? Перечитайте внимательнее те страницы романа, на которых фигурирует Каратаев и обратите особое внимание на его речь - она того стоит. Дело в том, что речь эта состоит исключительно из пословиц и поговорок, то есть фолклора, по определению не принадлежащего какой-то конкретной личности, а являющегося народным (то есть ничьим конкретно) достоянием. Таким образом Толстой в очередной раз проиллюстрировал идею соотношения общего и частного - основную идею романа. Но ведь получается, что Платон Каратаев не существует как личность, ибо у него нет ни одной собственной мысли: на каждую эмоцию припасен готовый штамп мудрости общенародной! Приехали.
Язык - страшная вещь. Он незаметно подчиняет себе остатки индивидуального, если не сопротивлятся такому подчинению. Иногда стоит человеку открыть рот, как хочется заткнуть себе уши: слова, как тонкая пленка, обтягиват собой пустоту. За словами нет ничего, кроме самих слов. Торжество языка над человеком, торжество безличности! "Слова, слова, слова" (с) 17 век, Гамлет.
Есть ли у нас выход в этой ситуации? Вернее, есть ли он у вас, господа поэты? Положение ваше не завидное, но ведь главное попытаться, как говорил герой романа Кизи. Так ведь? Кто захочет, поймет меня, когда я скажу что веселый танцор Заратустра знал, как нужно поступать в подобных ситуациях.
Напоследок приведу в пример абсолютно произвольное стихо, каких на стихире каждый день появляется несколько сотен. А от себя внесу лишь одно изменение - выделю те безличности в тексте, которые являются "народным достоянием".



ТАК БОЛЬНО ВИДЕТЬ эту осень,
Когда В ГРУДИ ТАК СТОНЕТ ГРУСТЬ
И я одна, и ты не спросишь:
Как я сейчас, сейчас…и пусть.

Пусть ветер, холодно, прям в спину,
И ДОЖДЬ ПОДАРИТ МНОГО СЛЕЗ,
Я не смогла ЛЮБВИ ЛАВИНУ
Тебе отдать, ТЕПЕРЬ МЫ ВРОЗЬ.

Но КАК ХОТЕЛА БЫ ВЕРНУТЬСЯ
В ТО ЛЕТО: ты была со мной,
Нет, мне разлукой поперхнуться,
И ТЫ УКРАЛА МОЙ ПОКОЙ.

Я ЖДУ ТЕБЯ САМА ВЕДЬ ЗНАЕШЬ
САМА ВЕДЬ ЗНАЕШЬ ЧТО ЛЮБЛЮ,
А может, ты как я скучаешь,
А Я ВСЕ ТАМ ЖЕ НА КРАЮ:

Где ветер также все сметает,
Возводит боли, словно в куб,
А капли по теплу сползают
Моих сухих обветрившихся губ.

Немного коряво, но вполне типично. В принципе, можно было выделить стихо целиком, но смутил возводящий боли в куб ветер.
Теперь вопрос: где здесь автор? Автора! Ау!
Не кричите. Нет его. Каратаевщина.

[chudo.www]

Барретт, а молчащий человек - личность?

[barrett]

Барретт, а молчащий человек - личность?

Чтобы отличаться, допустим, от камня, человеку нужно проявлять себя во вне. Если не с помощью речи, то хотя бы с помощью каких-то действий. Иногда действия тоже могут составить язык. Другой вопрос, существует ли в данный момент времени тот, к кому эти действия обращены, ибо для послания необходим адресат. Конечно, адресат может быть и предполагаемым, как в случае писем потомкам, но так или иначе, он подразумевается. По большому счету, дело касается необходимости (обязательности) коммуникации и ее месте в жизни человека. Нельзя сказать, что не имея прямого адресата вне собственной телесной оболочки, человек прекращает коммуникативную деятельность. Это верно лишь в случае смерти, связанной (возможно связанной) с прекращением сознания, как деятельности.  Общаться можно и с самим собой. В последнем случае человек какую-то часть своей личности отчуждает до уровня адресата своих посланий -- превращает ее в "иного". Если пойти по этой дорожке дальше, может развиться некислая шизофрения или даже паранойя, результатом которой могут стать галлюцинации, связанные с визуализацией явлений психической реальности.
Может ли человеческое сознание быть ни к кому не адресовано вообще? Не знаю. Чисто теоретически можно предположить существование сознания, обращенного на самое себя, но и тогда придется допустить, что в самом себе это сознание должно предполагать пограничные области, ибо самодостаточное сознание -- это уже Бог. Любая тварь проявляет себя во вне, и лишь Богу, по определению, это не нужно. Но человек тем и отличается от животного, что ему необходимо облечь побудительные мотивы своих поступков в текстовую оболочку, необязательно озвученную, кстати. Это может быть, к примеру, мысль или образ, то есть нечто, что не обязательно дожно быть оформлено вербальным способом.
Что касается разговора о личности, то это разговор, в первую очередь, о степени привязанности к уже готовым текстам. Совсем освободиться от текстового диктата нельзя, но ослабить его можно. Первый шаг в этом направлении делается тогда, когда мы признаем наличие такого диктата. Поэтому корректнее поставить вопрос о степени личностного начала в нас.
На Руси особой популярностью пользовалась фигура юродивого, то есть такого человека, чьи тексты нарушали привычные каноны. Не случайно, юродивому приписывалась возможность божественного откровения. Интересно также, что в традициях многих народов такими же функциями наделялись и поэты. Поэтический дар -- божественного происхождения. Но поэт близок безумцу, юродивому. Плохо разбирающийся в поэзии Толстой сказал, что поэт подобен крестьянину, который идет за плугом, пританцовывая. Иными словами, для Толстого поэзия была чем-то неестественным.
Зато поэзия дает возможность определенного освобождения от текстовой заштампованности.
P.S. Самое интересное, что нынешний уровень образования у большинства стихирных, например, молодых дарований, не позволяет говорить даже о каком-либо более менее преемлемом уровне заштампованности, ведь для того, чтобы создать штамп требуется определенное умение, что в нашем случае можно прочитать как "владение языком".

[Ника]

Очень интересно, Барретт, спасибо.

Сама думаю об этом часто и много. Особенно о том, что так, как человек раскрывается в речи, - особенно в письменной речи, - он не раскрывается нигде.

Даже если он использует штампы и заимствования

Это - пп твоего первого постинга, второй прочитаю позже.

[Карелиан]

Да, тема хорошая и близкая-родная всем пишущим, я думаю.

И от этого "всёужебыло" иногда очень сильно опускаются руки и пропадает дар речи.
Но надо, надо идти дальше, искать и нащупывать.

"Можно и уволиться, но - уже не то" (с)

[Симамура]

Да, просто писать не хочется порой. Это всё-равно, что писать песни после "Битлз"... Ну а с другой стороны ворпос к аффтару - а где выход?

[Иероним]

Да ну. В каждом тексте что-то есть. Каждая последовательность слов уникальна. И даже одинаковые слова значат разное в разные моменты времени. Главное — одеть правильные очки Можно, например, вот это стихирное стихо прочитать и вот так:

ТАК БОЛЬНО ВИДЕТЬ эту осень,
Когда В ГРУДИ ТАК СТОНЕТ ГРУСТЬ
И я одна, и ты не спросишь:
Как я сейчас, сейчас…и пусть.

Пусть ветер, холодно, прям в спину,
И ДОЖДЬ ПОДАРИТ МНОГО СЛЕЗ,
Я не смогла ЛЮБВИ ЛАВИНУ
Тебе отдать, ТЕПЕРЬ МЫ ВРОЗЬ.

Но КАК ХОТЕЛА БЫ ВЕРНУТЬСЯ
В ТО ЛЕТО: ты была со мной,
Нет, мне разлукой поперхнуться,
И ТЫ УКРАЛА МОЙ ПОКОЙ.

Я ЖДУ ТЕБЯ САМА ВЕДЬ ЗНАЕШЬ
САМА ВЕДЬ ЗНАЕШЬ ЧТО ЛЮБЛЮ,
А может, ты как я скучаешь,
А Я ВСЕ ТАМ ЖЕ НА КРАЮ:

Где ветер также все сметает,
Возводит боли, словно в куб,
А капли по теплу сползают
Моих сухих обветрившихся губ.

Так больно видеть, как в груди растет и стонет груЗДь, дождь дарит слезы за отсутствием слезных желез, лавина любви катится с горы и никому уже не принадлежит — все уже врозь, но лавина осталась, да, конечно, хотелось бы вернуться в то лето, где не было ни лавины, ни этой пошлой в квадрате грусти (или груздя? кто их разберет), но покой уже украден, а он необходим для перехода в лето (рай? нирвану?), ведь на то мир страстей, чтоб не знать нирван, и герой, прибитый гвоздями к картинке, где с горы катится лавина, а впереди край (откуда?), дует ветер и идет дождь, и неспособный выбраться из этого неуютного места не чувствует ничего, кроме ненависти к той, которая затеяла это безумие, и размыкает сухие (почему? ведь идет дождь?!) губы в надежде, что призывный клич «сама ведь знаешь, что люблю!» докатится до нее, она подойдет поближе и можно будет зубами впиться в горло.

Отличный трип!

[Видимка]

Баррета всё равно не переспорить, но в версии Иеронима есть что-то невыразимо прекрасное

[Patricia]

Другой вопрос, Баррет.
А откуда берется заштампованность?
Это просто - в повседневной жизни - радио,телевидение, кино, газеты, гламурные журналы и т.д. - нас заштамповывают, редко кто это осознает и признает в себе, и тем более пытается изменить свою речь.
А еще во многом оказывает влияние сообщество, в котором ты обитаешь, круг общения....  А это сказывается и на письменной речи.
Лично я иногда попадаю в среду, где чувствую себя как инопланетянка, говорящая на непонятном для всех языке...
переходить на понятные штампы или оставаться инопланетянкой?

[barrett]

Это просто - в повседневной жизни - радио,телевидение, кино, газеты, гламурные журналы и т.д. - нас заштамповывают, редко кто это осознает и признает в себе, и тем более пытается изменить свою речь.

Согласен. Это и есть идеологическая векторность языка. Хорошо об этом написано в "Мифологиях" Барта. Поэтому в конце революционных 60-х время от времени постструктуралисты призывали создать новый неидеологический язык. Кстати, в связи с популярностью на Западе идей Великого Кормчего Мао и, в частности, идеи культурной революции, многие лингвисты всерьез заинтересовались китайским языком
Можно предположить, что есть более и менее насилующие сознание языки. Язык -- структура, а структура -- всегда консервативна. Штампы -- орудие порабощения сознания и мощное идеологическое оружие государственной машины.
Еще структуралисты открыли, что общественно-социальные отношения внутри этноса являются отражением структуры принадлежащего этносу языка. Неплохая мысль, правда? Отсюда особая популярность лингвистики в 20-70-х годах прошлого столетия. Ведь, изучая язык, мы изучаем законы формирования отношения к миру того или иного народа, а иными словами -- законы, средства и пределы познания человеком окружающей его действительности.

[sKandi]

давно собирался эту ссылку сюда подкинуть.

кое-что о интертексте (гипертексте) как о разновидности "каратаевщины". читается тяжеловато (из-за профессионально-филологического сленга) но интересно.

"Шестнадцать тонн центона". Юрий Малецкий. ("Зарубежные записки" № 9, 2007 г.)

http://magazines.russ.ru/zz/2007/9/ma13.html