Конкурс-подборка 55. "Облака плывут, облака..."

[Аксолотль]

Расписка

Двадцать четыре часа
в сутки кладут, по норме.
Малооблачно. Ясно.
Двадцать четыре формы
сна, отчаянья, страха,
жажды воды и славы.
Воздух выплюнуть, ахнуть
и по себе оставить,
дух за ненужностью сбросив,
археологу тело.
Здравствуйте, друг Иосиф.
Здравствуй, подруга Вера.

Лыбу давим и машем.
Письменно подтверждаю:
Март. Меня зовут Саша.
Я ничего не знаю.

[Книгочея]

Такая работа

Я уже видел эти закаты, эти рассветы,
Эти не раз вдохновлявшие бред поэтов
Серо-жемчужные полосы облаков,
Эту обитель влюблённых и дураков.
Что же, опять мой начальник ошибся с распределеньем,
Не уточняя, где я отработал контракт последний,
И, кажется, был таков?

Я уже видел эту улитку на склоне Фудзи,
Эту планету с набором абсурдных функций,
Хроник военных, где каждый абзац кровав,
Страстных романов как минимум a trois.
Что же, начальник мой снова нисколько не постарался –
Кинул меня без сомнений на старые пасторали,
И всё, не расти трава?

Я уже видел эту девчонку с рубцом под глазом –
Всё норовит в экстремальщики, в скалолазы,
Словом, туда, где опасно и горячо…
Я бы, наверно, другую не предпочёл.
Что же, тогда выражаю начальнику благодарность -
И на весь срок становлюсь, принимая наряд как данность,
Теперь за её плечом.

[Книгочея]

Она проснулась и поняла,
Её слова обретают вес:
Всё, что ни скажет, получит жизнь,
Всё из мечты превратится в явь.

«Доброе утро!» - и вот уже
Солнце лучом пробивает брешь
В сумрачной завеси облаков,
А за окном – щебетанье птиц.

«К чёрту работу!» - доволен чёрт,
Офис за так получив и штат,
Стопки бумаги, автомобиль,
Банковский счёт, годовой баланс.

«Милый, будь счастлив!» - летит письмо.
Он совершит кругосветный тур
И проживёт ещё сорок лет
В полном достатке, с женой, с детьми.

Кажется, хватит. И вот теперь
Каждое слово её – кирпич.
Слово за словом ложится в круг,
Кладка стремится до рук, до глаз.

Тянется башня  до неба, ввысь.
Так она собственный мир создаст.
Ну а тому, что лежит извне,
Разве есть дело до волшебства?

[alabaj]

Домик твой, Элли, почти улетел,
облака растащили крышу по черепице.
Подумай, а, может, тебе это просто снится,
проснешься - опять неизвестно где.
Дорога из желтого кирпича,
компания странная - дровосек и страшила...
Наверное, много ты в прошлой жизни грешила,
чтоб новую с этой точки начать.
Можешь стекло превратить в изумруд,
стираешь с окон ненужную память о прошлом,
стал говорящим твой песик домашний Тотошка,
и башмачки от покойницы жмут.

[Маша Махова]

С облака на облако,
с веточки на ветку,
мы танцуем около
тайного, запретного.

Хорошо как, всё-таки,
что держать нас некому,
можно и на облако,
можно и по веткам!

Можно и по краешку,
можно и по кругу.
Если испугаешься,
я подставлю руки.

Ниточкой привязаны
мы навек друг к другу.
- будешь ли ты счастлива?
- ну конечно, буду!

Спрашивай - не спрашивай,
я давно решила,
что я буду счастлива,
что бы ни случилось.

[Маша Махова]

про тот цвет

Как будто бы кто-то там, в голове, вертит и пилит что-то.
А с неба так много идёт воды, что трудно уже земле.
И ты, убивая во мне рассвет, уходишь в точку отсчёта,
где жёлтые, правильные цветы на красном стоят столе.

На красном столе они?.. - говоришь, роняя слова в колодцы,
в которых давно уже нет воды, но есть глубина и ночь.
И ты не дождёшься со мной зари и вряд ли увидишь солнце,
и я уберу со стола цветы, и мне уже всё равно.

На красном столе они?.. что за бред изысканного сознанья!
На чёрта мне сюр этот ваш и ад из слов этих ваших?.. – нет!..
на белом столе они!.. это цвет пришёл ко мне не случайно,
а вазу с цветами верни назад и белый поставь букет!..

…Когда бы сама я была, как лист, как малое чадо, с малым
сознанием, миру открытым для любых разноцветных букв,
где падая вверх и взлетая вниз, не зная итог заранее,
легко разместиться внутри нуля, придумывая свой звук,

когда ещё дела нет до людей, которые выйдут утром,
и после себя оставляя пни, начертят тебе квадрат,
в котором ты будешь расти затем, чтоб не выходить оттуда,
и крышкой прихлопнут тебя они и двигаться запретят,

когда бы я белой была, как лист, доверчивой, юной, тонкой,
с руками, распахнутыми, для всех и каждого просто так,               
когда обладал ещё организм прыгучестью лягушонка,
когда ещё день для тебя, как век, а век для тебя – пустяк,

о как бы я слушала всех вокруг, о, как бы мешала краски!..
о как бы лепила из облаков смешного снеговика!
И как бы, с твоих не слезая рук, смотрела на мир прекрасный,
который со мной ещё не знаком, но будет - наверняка!..

О, как бы нашла я на всё ответ - на пересеченье знаков           
в которые ты меня поселил, и сам обучил игре,
о, как бы я верила в каждый бред, глотая твои подарки,
вбирая все радости из горсти и весь сумасшедший бред!..

Но поздно усталых менять коней, другие искать дороги,
не те ездоки уже и не в тот с тобой забрели мы век.
И если прикинуть, то лет и дней осталось не так уж много,
и в вазе засохли цветы давно, но не поменяли цвет.

[Маша Махова]

В том далеке, куда нам нет возврата,
проходит время мимо циферблата,
и нет печали, только блик в окне.
И белое уже не станет тёмным,
и луч играет за стеклом оконным,
и за окном кружится первый снег,

В том далеке, где прошлое прозрачно,
а будущее видится иначе,
и лёгок длинный путь, и крепок сон,
там, где рожок поёт над полем тонко,
и мать качает на руках ребёнка,
и мягкий свет незрим и невесом,

в том далеке, где мы чутки и немы,
в том зыбком сне, куда уходим все мы,
где нет преград и боли нет на дне,
там, где смолкает день и волен вечер,
и ночь, как плед, окутывает плечи,
и нет печали, и сомнений нет,

в том далеке, где прячется ранимо
всё то, что было-небыло и мнимо
всё то, что втайне, в выдохе, во мгле,
всё то, во что мы верили когда-то,
запоминая отблески заката,
не замечая промелькнувших лет,

вот там,  в почти заоблачном изгнанье,
поэт умножит дни на расстоянья,
и рассмеётся искренне в душе,
вот там уходят в небеса высоко
все голоса, что слышны издлёка,
и края нет, и боли нет уже.

[Маша Махова]

свет

Мы с тобою рука в руке
покачались на облаке,
прокатились по радуге
и в саду ели яблоки.
Говорили друг другу чушь,
далеко разносился смех.
"Ты запомни меня!" - кричу,
и бросаю огрызок вверх!..
Вот такой нынче день-сюрприз,
не понятно, где верх, где низ,
и на многие сотни лет -
свет.

[Patricia]

Париж

Потерянный друг мой, давно в облаках паришь,
любуясь на крыши берлинов, варшав и праг?
Заплаканный город и грустный ненаш Париж,
подставил ладони и дождик забрызгал мрак.
Ты сверху  увидишь - пошире раскрой окно:
париж как париж, горожане спешат домой,
таких городов на планете полным полно,
да только не будешь в парижах ты жить со мной…

[gidrik]

Лунный Заяц

Стальным свечением полны
Мои засушливые ночи
И новый день сорваться хочет
С холодной яблони-Луны
Слепящей точкой.

На берегу у Моря Бурь
В янтарной ступке белой лапкой
Смешаю яблоки и травки -
Рецепт я в тайне берегу
И чту порядки.

В подлунном мире и поэт,
И император всё отдал бы
За эликсир из лунных яблок,
Что дарит нам бессмертья свет -
Ведь люди слабы.

Коктейль предписан лишь богам,
А мы - носители традиций,
И остаётся подчиниться
Седым надменным старикам...
Или сразиться!

Над скрытой в облаках Землёй
Сквозь вихри пенные несётся
Мой братец Солнечный - он с Солнца
Другие яблоки сорвёт
Для богоборца.

Горячих яблок тёмный жар
Изменит царственное зелье
И станет тризною похмелье...
Зарезать сказку без ножа -
Простое дело.

[Юкка]

Даже самая мелкая лужа достаточно глубока,
Чтоб в нее запустить пернатых и перистые облака.
И, выглядывая наружу, аквариумная треска,
Говорит: нифига себе, надо же было попасть в века.
В этом городе мокрого неба по-прежнему ждут дождей, 
Чтоб увидеть свое отраженье в еще одном никогде,
И, с опаскою пробуя пальцем - не очень ли холодна,
Переходят потопы на желтый: на небе горит луна.
Отраженья – не худшие виды на жительство. Уезжай,
Не дождавшись, когда дождь и ветер загонят всех за Можай.
В этом мире, где каждая рыба готова сваять скрижаль,
Остальным остается валять дурака, говоря: как жаль.
Жаль, сегодня четверг. Рыбный день. И треска залегла на дно.
Лужи высохнут, нёбо шершавя, но это ей все равно.
Ветер чешет глаза плавниками, оставшимися от снов,
И заглядывает в аквариум, видимо, спутав с окном.

[Юкка]

Машины в листопад что леопарды.
Охотятся за нами как за парой
Парнокопытных из засады. Дождь
Смывает все следы борьбы. С постели
Пустынной улицы сползает тело
Луны, сжимая перочинный нож
Фонарного столба. Кочуют лужи
Стадами в облаках. Туман на ужин
Отлавливает ту, что потучней.
Мир кажется враждебным, осень – поздней.
И окон свет строчит на нас доносы
И шлет зиме, чтобы поссорить с ней
Заранее, как будто со свекровью, 
Которая мной вечно недовольна
И терпит исключительно пока
Мы не приходим к ней. Чем ближе встреча,
Тем шаг короче. И чернее вечер.
И холодней застывшая рука. 

[Юкка]

Облако село верхом на конька
Вышедшей в поле избы и, бока
Крыши покатой сжимая туманом,
В лес поскакало. Скакало пока
Повод не выпал из рук деревянных
Вдруг зазевавшегося седока.
Ветер, деревья рассыпав ларцом
С пуговицами, принес на крыльцо
Листья, не в силах вернуть их на ветки,
Где набухали дожди. На лицо
Мокрых наличников старой кокетки 
Падали капли, рисуя виньетки
Необручальным алмазным кольцом.

Крутится обручем солнце у дня
На петушиной ощипанной шее.
Листьев опавших несбывшийся шелест
Гонит в леса золотого коня.

[Юкка]

Устроившись в кафешке у моста,
Сдуваешь ты туман, как будто пену
С пивного настроения пруда,
Пытаясь как-то отодвинуть стену

Немого отчужденья между мной
И будущим,  слепым и толстокожим.
Глядишь в недальновидное окно,
Где вымокшие лысины прохожих

Блестят под париками фонарей
И не понятно, что же ярче светит.
Ворчливость, заразившись от дверей,
Простужено скрипит о прошлом лете.

И кашляют покинуто столы,
Заставленные опустевшим прошлым.
И хочется достать из-под полы
Припрятанные мысли о хорошем

И разделить на всех, не утаив
Ни шоколадки, ни кусочка торта.
А листья опадают с замка ив.
Беззвучным заключительным аккордом

Оркестры духовые облаков
Прощаются с зарницами до мая.
И летнее кафе глядит с тоской
На нас. И ничего не понимает.

[Клавдия]

Грудень

Ночь легла подмокшим брюхом на пригревшиеся крыши,
подобрала зябко лапы клочковатых облаков.
А за печкой тихо, сухо, пахнет высушенной вишней,
затаился старый тапок рядом с парой голиков.

Печь гудит тепло и сыто, и в светце чадит лучина,
разукрашивая сажей брёвна рубленых углов.
В тапке Дрёма домовитый, отхватив  клочок овчины,
из кудели тянет пряжу шерстяных осенних снов.

Про диковинные страны, про железные повозки,
про коробочки, в которых притаились голоса…
В чугунке  - кисель овсяный. Запали свечу из воска -
скоротаем в разговорах о чудесном полчаса.

Говорят, за морем синим тоже есть живые люди,
сеют рожь, овёс  и гречу, пчёл гоняют дымарём.
Ночь скулит замёрзшей псиной, на дворе холодный грудень.
Обними меня покрепче, мы вдвоём не пропадём.