Блиц №131 - "Добр и красив безмерно всякий, кто любит уток..."

[Аксолотль]

Недавно смс-напоминалка возвестила меня о прошедшем уже дне рождения Г. Х. Андерсена.

Почему бы, собственно, снова не повертеть истории из его дивного, такого разного, и готичного, и солнечного мира?
Чтобы соблюсти концепт, предлагаю на выбор две орнитологические его сказки и ссылки на оные - освежить тексты в памяти

Дикие Лебеди http://lib.luksian.com/textr/fictiont/013/
Гадкий Утёнок http://www.03www.ru/skazki300/s073.htm

Задача игроков - написать не менее 12-ти стихотворных строк от первого, второго или третьего лица любого персонажа этих сказок - либо по-своему раскрыть ситуации, описываемые там, увидеть Андерсена с новой стороны или сыграть на старой...

Варианты выкладываем прямо в теме, до 13 часов завтрашнего дня, 4 апреля 2008.

Всем доброго пера!

[Юкка]

Гадкий утенок

Не надейся, Гертруда, что ты из другого пруда.
Что тебя подменили в роддоме, коварно украли
Из родного гнезда и забросили черте куда.
В эту Тмутаракань, где назвали Кукушкиной Валей.

Не надейся на то, что появится Ванька-дурак   
И тебя поцелует. Всех Вань разобрали лягушки.
А иные – умны! Окольцуй их, попробуй, за так. 
Се ля ви. Обещать – ведь не значит жениться, подружка.

Жизнь – не мыльная опера. Лебеди здесь не живут.
Туалетный утенок замочен в ближайшем сортире.
Не надейся, Гертруда, тебя не спасет Робин Гуд.
Он не станет возиться с девчонкой из третьего мира.

[Angelt]

- …Братья пришли и не знают, куда подевалась она.
Плачет Элиза, и руки болят от крапивы.
А по ночам жениху, как и ей, не до сна,
Думает: «Ну отчего же она молчалива?»

Архиепископ увидел: Элиза идет
Ночью по кладбищу, ведьмы хохочут лишь вслед ей,
Травы в руках… Наказанье изменницу ждет!
Но продолжает Элиза плести до последней

Самой минуты рубашку, ведь нужно спасти
Младшего брата. Ревут и беснуются люди…
Дикие лебеди ей помогают дойти
До эшафота… И тут совершается чудо:

Бросив рубашки на белых, как снег, лебедей,
Девушка тут же молчанья обет нарушает,
И обнимаются братья с сестрицей своей…
На эшафоте же розовый куст расцветает…

- Что же потом? Расскажи нам, о Ганс Христиан.
Пусть это сказка, но нынче – пора сериалов.
Ждем хэппи энда, но все же хотелось бы нам
И продолженье узнать, что с героями стало…

- Что ж, стала мамой Элиза, исчезла ее худоба,
Любит король болтовню ее, стан ее ладный…
Что же до братьев, одиннадцать – это судьба:
Вместе играют в придворной футбольной команде.

[Анирам]

Пролетая над прошлым

Наконец превратился я в гордого белого лебедя!
Смотрят недруги с завистью в синюю высь на меня…
А когда-то ведь были на птичьем дворе мы соседями,
надо мной потешалась вся дружная птичья семья.

А теперь пустота, нет желаний, не знаю, что делать мне.
Разве только во сне повернуть реку времени вспять?..
Было в гадком утёнке так много от белого лебедя,
что мне страшно всё это сейчас навсегда потерять.

Пролетая над снами, мечтами, местами  знакомыми,
вижу: гадкий утёнок, - такой же, как я, но тогда,
так давно, в прошлой жизни, -  наивный, несчастный, заклёванный,
устремляет восторженный  взор в высоту, в никуда.

[Ника]

В полынье

Зима настала холодная-прехолодная. Утенок должен был плавать по озеру без отдыха, чтобы не дать воде замерзнуть совсем, но с каждой ночью полынья, в которой он плавал, становилась все меньше и меньше.
(Г.Х. Андерсен, «Гадкий утёнок»)

Ты застрял в ноябре. Лес сомкнулся. Траву подморозило.
Ты остался один, ты не виден ни Будде, ни ламе…
Нарезая круги по холодному чёрному озеру,
не отменишь зимы, первый лёд разбивая крылами.
Уток ты не дразнил. Не скандалил и выглядел паинькой,
но плевались вослед: шея длинная, клюв несуразен…
Ну, куда ты плывёшь и на что ты надеешься, маленький?
Знаешь, быть не как все – в этом мире подобно проказе.
И на что ты годишься? Ты – чудик для фильмов Кустурицы.
Ты не нужен, скрипач. То есть, гадкий утёнок. Не нужен!
От тебя отвернулись и мать, и собака, и курица.
Замерзает вода: полынья с каждым утром всё уже.
Кто в дому, кто в хлеву. Но у всех свои плюсы и козыри.
Только ты бескозыркой плывёшь. Так зачем суетиться?

Правда, если сейчас не подохнешь на этом вот озере,
ты весной превратишься в прекрасную белую птицу…

[Аксолотль]

ждём Книгочею. если кого тоже надо подождать - высказывайтесь

[Аксолотль]

Борис, непременно вас подожду 

[Аксолотль]

а ещё ждём Триш и Алабая. и меня 

[gidrik]

гадкая лебедь


они не женщины и не мужчины,
хотя и ходят на двоих меж нас:
порой под нурбсами людской личины
мелькнёт то плоский клюв, то чёрный глаз.

они не носят золотые шпаги:
клинок - проблема в аэропортах.
пером небелым изводить бумагу
они не будут: перья - не в руках.

сначала скульптора надула - грека,
затем датчанин оживил тебя.
не строй же из себя ты человека,
прозрачным спрайтом сквозь экран летя.

шипи, щипайся, шепелявь, Элиза.
"нихт клювен клац" - твой родовой девиз.
а санитары - слышишь? - рядом, близко.
профессор не успеет, мисс Дулиттл...




(*) нурбс - метод построения поверхностей в компьютерной графике
(**) спрайт - подвижный фрагмент изображения в компьютерной графике

[Книгочея]

Рубашки-панцири из крапивы плетёт для братьев – для лебедей.
Не по-земному благочестива, не оставляет своих в беде.
Ей и чужих в беде не оставить – и даже жабам её не взять...
Покуда панцири не готовы, ей ни словечка сказать нельзя.

Ей можно молча смотреть и трогать – король так молод и так красив.
Осталось, правда, совсем немного – не только панцирей, но и сил.
Пока ей можно безмолвно гладить того, кто ввёл её во дворец.
Она рубашки плетёт не глядя, а ей бы в церковь да под венец.

А ей бы – жарким дыханьем в уши – шептать ему о своей любви,
Но можно только безмолвно слушать – и из крапивы волокна вить.
Волокна жгучие на исходе – но без рубашки ещё меньшой.
На кладбище – дьявольском огороде, где ведьмы носятся нагишом, –

Запас крапивы она пополнит, а ведьмин шабаш ей нипочём:
И в добрый полдень, и в злую полночь ее охранитель – за плечом.
Но внутренний свет совсем неведом толпе: молва острия острей.
Её относят к разряду ведьм и прочат сожжение на костре.

А ей бы – обнять короля скорее, но он король же, и ждёт народ.
Его объятия не согреют – согреет в пламени эшафот.
Роптать нельзя ей – плетёт не глядя – но не оставят сестру в беде –
Верней не сыщешь пернатых братьев – её одиннадцать лебедей.

Рубашки-панцири из крапивы готовы – развеется колдовство.
Король счастливый и справедливый: чиста возлюбленная его.
Теперь ей можно – захочет если – хоть петь ему о своей любви.
Но ей милее жених небесный и... из крапивы волокна вить.

[alabaj]

Младший брат

Ты не плачь, не рыдай, сестрица,
Доля горькая нелегка -
Ведь непросто белую птицу
Превратить опять в мужика.
От крапивы опухли руки,
И обет лежит на устах.
Не возьмут тебя на поруки,
Только  совесть твоя чиста.
Вот уже эшафот поставлен,
Я прошу тебя, торопись.
Посмотри-ка, белая стая
Опускается тихо вниз.
Помнишь, как мы по небу плыли.
Как несли мы тебя в сети.
Мы теперь потеряем крылья,
Лишь бы только тебя спасти.
Снова стать людьми, как на плаху.
Только ты, наверно, права.
Одевай нам свои рубахи,
Но, молю, отрежь рукава.

[alabaj]

Гадкий утёнок

Вокруг меня – одни уроды,
Не знаю, как попал сюда.
Я – существо другой породы,
И с ними я  -  разлей вода.
Что я другой, заметит каждый,
Другой в пруду, на берегу.
Я всем им от обиды гажу,
Но я иначе не могу.
Зовут меня утёнком гадким,
Я  - не в обиде на людей.
Не каждый может по повадке
В птенцах увидеть лебедей.

[Аксолотль]

Авторство: Нотилотль (naughty + Аксолотль)

pure tenderness

cлавная светлая девушка Эльза братьев своих любила;
руки колола крапивой, молчала - упорно играла роль.
на каждой ладони будто стило профиль резало лебединый,
а на одежду, чужую, зеленую, щурясь, глядел король.

солью ли ей разъедало веки, пальцы, запястья жгло ли,
только плевать ей было и на себя и на целый мир.
это не сказка, не скальдова песня, верь мне, - немного боли –
и братья – дикие белые лебеди - стали опять людьми.

нет, я не лебедь белая, но и не то чтобы вовсе ведьма;
смыть невозможно водкой и мылом всё, что случилось, но -
в радужном и недужном, хмельном бреду моём, звонком, медном
чудятся мне не эльзины братья, а самый - из смелых - снов.

хочешь, мой лебедь, стать человеком? это совсем не страшно,
это не больно... да впрочем - тебя ведь не от чего спасать.
я бы сплела тебе одному двенадцать крапивных рубашек,
да только где же растет та крапива, которую нужно рвать?

[chudo.www]

из крапивного листа

      «…писали грифелями на золотых  досках  и
       рассматривали  чудеснейшую книжку с картинками,
       которая  стоила  полкоролевства...»

                                 (Г.Х.Андерсен, «Дикие лебеди»)

А я молчу, свою вплетая речь
В мои стишки - рубашки из крапивы,
Пусть зелены, грубы и некрасивы,
Но, я надеюсь, кожу будут жечь.

Одёжки те - не для монарших кож,
Их носят леший да унылый дервиш.
Однажды, брат, ты на себя примеришь
Одну из мною сотканных рогож -

И склонность к вязи в выжженной руке
Проснётся вновь, и может оказаться -
Напишешь то, чему цена - полцарства,
Алмазным грифелем на золотой доске.

[Patricia]

про нью-Ливингстона

Можешь заставить играть неуклюжего лебедя
в тесных пуантах. Я буду прекрасной и трепетной,
и убедительной для режиссёров и зрителей.
Можешь продать африканской колдунье как курицу
для церемонии вуду. И буду я умницей –
странной, общипанной птицей, безгрешной, стеснительной.
Можешь отдать подсадной куропаткой охотникам,
чтоб расстреляли без промаха в красном питомнике,
для дальнозорких я стану мишенью мучительной.
Можешь заправить опилками гадкое чучело -
для любопытных юннатов, чтоб птичек не мучили.
Но ты не сможешь обрезать полётов стремительных
нью-Ливингстону. Ползи по дороге,  рептилия!


* Исправила опечатку в слове дальнозорких