Из очерков "Короли и поэты Древней Камбоджи" 3. Божественный учитель

Коллеги! Предупреждаю, это на большого любителя. Хотя факты интересны сами по себе.

БОЖЕСТВЕННЫЙ УЧИТЕЛЬ
ШИВАСОМА И ИНДРАВАРМАН
“Над надменными главами государей Китая, Тямпы и Джавадвипы его повеление явилось как незапятнанный венец из жасмина”.
Шивасома (кхм. Сэвасаом)

Девятый век, ознаменовавшийся правлением двух Джаяварманов (Джаявармана II (802-854) и Джаявармана III (854-877)), принес большие перемены в жизнь кхмеров. К началу века закончился многолетний период раздробленности Камбоджи, когда на месте развалившегося Бапхнома существовало несколько мелких государств, зависимых от сильных соседей. В самом начале века король Джаяварман II провозгласил независимость кхмерского государства. Кхмеры вновь обрели свой древний дух и начали побеждать, подобно своим бапномским предкам. Может быть, поэтому властители выбирали в качестве тронного имени “Хранитель победы” (от санскритского “джая”- победа). Победы готовили почву для объединения кхмеров на основе новых идей.
Король Индраварман I (877-889) унаследовал престол после смерти Джаявармана III. В период его царствования Камбуджа находилась в самой начальной точке грядущего головокружительного восхождения к сверкающим вершинам империи. Индраварман I выступил объединителем кхмерских земель. Он присоединил к госдарству значительные владения. Все старые обжитые земли увядшего Бапнома, области вдоль великого Меконга и бассейн реки Мун вошли в состав крепнущей Камбуджи. Власть монарха укреплялась. Кхмерское общество было готово воспринять идею бога-короля. Индраварман всеми силами старался укрепить среди своих подданных мысль о тождественности понятий бога и короля. Он распорядился изобразить в камне своих родителей, но не как людей, а как богов. Именно он покровительствовал новым веяниям в искусстве, при нем развился величественный кхмерский стиль, ставший затем основой искусства Ангкора. Искусство стало служить пропаганде культа девараджи.
Культ монарха как верховного божества оформился в Камбудже уже при предшественнике Индравармана короле Джаявармане III. Индийский шиваизм в сочетании с древним культом предков и духов сделался удобной и понятной населению идеологией правителей Камбуджи. При восшествии на трон король проходил сложный и очень торжественный обряд девараджи, который символизировал сочетание божественной и земной власти в лице властителя страны кхмеров.
Один из первых известных кхмерских поэтов подвизался при дворе могущественного Индравармана. Это пандит Шивасома, вошедший в историю Камбоджи как духовный наставник, гуру короля Индравармана I. До наших дней сохранилась его произведение, высеченное в камне в надписи из Прасат Кандаль Даым.
Судя по тексту надписи, в жилах ученого пандита текла также королевская кровь. Рассказывая о себе в третьем лице, Шивасома отмечает, что приходится внуком некоему королю Джайендрадхиративарману, дяде по материнской линии короля Джаявармана II. Впрочем, по утверждению французского исследователя Кёдеса, ни одна из известных генеалогий не упоминает такого короля на троне Кхмерской империи.
Учителем Шивасомы был некто Бхагават Рудра. Кёдес предположил, что это известный гуру Шанкарачарья, деятельность которого в Индии относится к началу IX века. Шивасома был очень образованным человеком, “знатоком шастр”, пуран, “Махабхараты”, прекрасно знал санскритскую грамматику шайва.
Кхмерский ученый Ли Тхием Тенг считал, что Шивасома является автором переложения “Махабхараты” и трактата по грамматике. Вполне возможно, что королевский гуру, придворный поэт создал немало достойных творений. И даже наверняка. Но, к сожалению, судить о Шивасоме как о поэте мы можем лишь по одной надписи из Прасат Кандаль Даым. В одной из строф о Шивасоме говорится следующее: “Он был знатоком шастр: Пуран, /Маха/ бхараты, всей грамматики шайва и других трактатов, как если бы сам их написал”. (Coedиs G. Inscriptions de Cambodge). Видимо, эта строфа и ввела в заблуждение кхмерского исследователя относительно авторства Шивасомы.
Надпись Шивасомы относится к двуязычным санскритско-кхмерским надписям. Санскритская часть содержит 48 стихотворных строф, написанных в излюбленном размере шлока. Текст на кхмерском языке содержит – 49 строк. Собственно литературной можно назвать лишь санскритскую часть, поскольку кхмерская представляет собой только длинный список рабов.
После обращения к могущественным богам автор возносит хвалу своему питомцу королю Индраварману. Отражение культа бога-короля мы видим и в надписи Шивасомы. Восхваляя Индравармана, поэт называет его “владыкой всей земли”, повелителем Вселенной. Такой напыщенный титул – не просто дань традиции, это конкретное проявление сложившегося культа девараджи. Король Индраварман в описании Шивасомы своим могуществом равен божеству. Стоя на вершине мировой горы Меру, он смеется вслед уходящему солнцу, и сияние его превосходит блеск сверкающих звезд. Под поступью бесчисленных войск этого короля содрогается земля.
Действительно могущество короля Камбуджи все более возрастало по мере укрепления государства, уверенно шедшего по пути образования империи, но еще не ставшего ею. Стремление к созданию империи уже было вполне отчетливым и осознанным. Укрепившаяся власть и всеобщее поклонение внутри страны, расширение ее территории только разжигали аппетит Индравармана. Он объявил себя сюзереном Явы, Тямпы и даже Танской империи в Китае. Это, конечно, были всего лишь внешнеполитические декларации. Ведь еще не так давно по историческим меркам король Джаяварман II объявил о независимости Камбуджи от власти яванской династии Шайлендров. Но возможности Камбуджи увеличились, Индраварман почувствовал силу. Он считал, что настал момент заявить о территориальных притязаниях его государства. Кстати, в конце IX века Танская империя испытывала потрясения, находясь в стадии деградации и распада. Поэтому кхмерские монархи резонно рассматривали Китай, как менее сильное государство, чем Ява. Шивасома зафиксировал в своей надписи факт притязаний Камбуджи на власть над Явой, Тямпой и Танской империей:
“Над надменными главами государей Китая, Тямпы и Джавадвипы его повеление явилось как незапятнанный венец из гирлянд жасмина”. (Coedиs G. Inscriptions de Cambodge)
После пространной велеречивой похвалы Индраварману далее в надписи следуют строфы, посвященные самому Шивасоме. Все они написаны в таком хвалебном тоне, который, пожалуй, не уступает похвале монарху. Шивасома предстает здесь величайшим мудрецом, “стопы-лотосы которого достойны почитания всеми учителями, искушенными в науках”, вместилищем всех добродетелей, равный своей мудростью, знанием и величием богам. Если принять во внимание, что Шивасома сам является автором этих строк, то резонно напрашивается мысль, не страдал ли поэт манией величия. Разумеется, это не так. Надо сказать, что подобные восхваления соответствуют требованиям жанра, они в духе времени. В большинстве камбоджийских надписей, составленных в честь пожертвования, сооружения храма самим дарителем, присутствует в обязательном порядке похвала дарителю, выраженная в восторженно- приподнятом тоне. Как говориться, сам себя не похвалишь…
В нашей надписи дарителем выступает, вероятно, сам Шивасома. Текст призван подтвердить документально и в то же время изящно факт пожертвования, о чем свидетельствует список рабов в конце текста. К сожалению, последние строфы санскритской части не сохранились. Из того, что уцелело, можно понять, что Шивасома получил от своего государя Индравармана знаки отличия. В частности, ему высочайше был пожалован зонтик. Как известно, зонтики были знаками отличия вельмож и военачальников в древней Камбодже. И не только в Камбодже. Белый зонт, например, символизировал независимость государства и в других странах Индокитая. Так, древний Лансанг (Лаос) назывался полностью Государством Миллиона Слонов и Белого Зонтика.
Затем можно прочесть лишь имя кхмерского божества Шри Бхадрешвары и название Девипура. Скорее всего, придворный пандит Шивасома основал (возможно, в благодарность за королевскую милость) лингу или храм Шри Бхадрешвары в Девипуре и пожертвовал этому святилищу рабов, а затем по сему торжественному случаю сочинил стихотворный текст надписи, искусно выполненный резчиками по камню.
Повествование в надписи идет от третьего лица. В строфах, посвященных себе, описанию своей жизни Шивасома также употребляет третье лицо: “ В его устах – воротах выхода множества святых советов, постоянно обитала Сарасвати (Красноречие), словно желая обрести наивысшую святость”. Для большинства камбоджийских надписей характерен текст от третьего лица. Но личность поэта, его авторское “я” все-таки прорывается однажды в надписи. Речь идет о богатых жертвоприношениях Индравармана:
“Затопленная мощными потоками воды (разлившимися по случаю) его пожертвований золота и других богатств, земля, даже если бы ее сжигал огонь Кали, не испытывала бы беспокойства, я думаю, из-за потоков, ниспадающих с облаков”.
Это единственное место в тексте, где автор говорит от первого лица.
В своем произведении Шивасома на всем протяжении текста широко использует образы индуистской мифологии. Во многих строфах надписи отражаются мифологические сюжеты, на них строятся изящные сравнения и метафоры. Например, в шестнадцатой строфе, где речь идет о короле Индравармане, говорится об Океане, который испугался, что король станет пахтать его воды, как это уже было однажды. Здесь нашел свое отражение миф о пахтании океана, излагающийся в различных версиях в “Махабхарате”, “Рамаяне” и нескольких пуранах. Чтобы добыть из великого Океана амриту (напиток бессмертия), боги и асуры принялись сбивать его воды. Вместо веревки им служил гигантский змей Васуки, а мутовкой – гора Мандара. С огромной силой боги вращали мутовку – Мандару. Океан превратился в молоко, затем в масло. Потом из его вод появился месяц, вслед за которым вышла из Океана в сияющем белом одеянии блистательная Лакшми. Последним вышел Дханавантари, бог врачевания и исцеления с чашей волшебной амриты.
Многочисленные сопоставления, сравнения придают произведению Шивасомы выразительность и изящество, а созданным образам – аллегорический смысл. Клубы дыма из жертвенников Индравармана сравниваются со славными его знаменами, а враждебная удача с изменчивой куртизанкой. Сам Шивасома подобен Агастье, величайшему и славнейшему из небесных мудрецов, рожденному чудесным образом в кувшине с водой. Это Агастья помог Индре низвергнуть с неба Нахушу и вернуть свое царство. Это он однажды выпил море, чтобы помочь богам в их борьбе с асурами.
Многие строфы поэтического текста содержат смысловой параллелизм. Они основаны на игре слов, придающий им двойной, иногда тройной смысл. Так, строфа XXVI гласит:
“Переплыв океан добродетели, радостный от обладания землей /или: радостно несущий землю/, он непрестанно нес Удачу /или: сделал своей супругой Лакшми/, как другой /Вишну/ четверорукий”.
Смысловой параллелизм основан здесь на сопоставлении Индравармана, покорившего своим могуществом землю, и бога Вишну, который в облике рыбы пересек океан, и который в облике вепря вынес землю из Паталы.
По назначению, надпись придворного поэта Шивасомы можно отнести к дарственным документам. Определить это произведение с точки зрения жанра довольно сложно, так как оно несет в себе признаки различных жанров, в частности, гимна, похвалы, отчасти и жизнеописания. Преобладают в этом тексте элементы похвалы.
Несмотря на то, что надпись является юридическим свидетельством, она обладает несомненными художественными достоинствами: выразительностью речи, красотой слога, использованием различных литературных приемов, таких как метафора, сравнение, аллегория. Приведем отрывок из поэтической части надписи Шивасомы, сделанный по тексту, приведенному французским исследователем Кёдесом в его издании камбоджийских надписей (Inscriptions de Cambodge). Этот отрывок начинается с характеристики короля Индравармана:
“ Словно из страха перед засухой, он поместил в сердце существ амброзию своего очарования, неутолимо пьющуюся глазами женщин.
Узрев его ровное сияние, превосходящее блеск сверкающих звезд, Рудра разрушительного огня, объятый страхом, и теперь еще склоняет главу.
Испугавшись внезапно, как бы его рука – этот Мандара – не стала пахтать его вновь, чтобы добыть из нее Удачу (Лакшми), океан отдал ему свои глубины в качестве дани.
“Пыль, поднятая его идущим воинством, застилающая все стороны света, столь же уменьшает меня ”, - именно с этой мыслью земля взяла часть океана в качестве одного из своих членов.
Словно из боязни платить ему дань, враждебная Удача – эта куртизанка, последовала за сим королем, рука которого играла с жемчугом, начинающим отлетать от бивней слонов в битве.
Властитель всей земли, которую он покорил своим могуществом, не знающим равного, со склона горы Меру он смеялся над удаляющимся солнцем…
Клубы дыма, /исходящие/ из жертвенников, посвященных Агни во время его жертвоприношений, сверкали в небе, как знамена, предшествующие его славе на пути к небу…
Его слава, беспрестанно разливающая его свет по земле, смеется над солнцем и луной, поочередно распространяющими свой свет.
Этот /король/, который сполна осуществлял свои желания, между тем искал врага, могущего помериться силой с жезлом его руки.
Хотя /враг/ укрылся в темном лесу, /этот/ враг, освещенный светом его славы, пришел /искать убежища у/ его стоп, словно из страха быть взятым вновь.
Переплыв океан добродетели, радостный от обладания землей, он непрерывно нес Удачу /или: лелеял свою супругу Лакшми/, как другой /Вишну/ четверорукий.
Слыша повсюду во вселенной пение о возвышенности добродетелей этого /короля/, Сваямбху имеет теперь высокое мнение о совершенстве своего творения.”
Так выглядит средневековая похвала камбоджийскому властителю. Интересно посмотреть, как придворный поэт Шивасома, следуя литературной традиции, воздает честь и хвалу себе самому:
“ И был у него учитель, прозываемый Шивасомой, стопы-лотосы которого достойны почитания всеми учителями, искушенными в науках.
Этот /Шивасома/ был сыном короля Шри Джайендрадхипативармана, дяди по материнской линии короля, который обосновался на горе Махендра.
Его стопа, /поднимаясь/ как заря над волосами множества склоненных умудренных аскетов, блистала, как если бы она была облизана языками пламени, исходящими из огня размышления, осуществляемого ими.
Пьющий из целого океана шастр, уменьшающий гору страстей, всегда ведущий себя прямо /или: идущий к югу/, он был как другой /Агастья/, рожденный в кувшине.
Хотя дух его не испытывал желания обогащения, у него была профессия полная /духовных/ выгод, хотя весь он был переполнен науками, он был худ от аскетизма.
Свет, который поднимался от его головы, когда он занимался йогой, сверкал, как пламя огня знания, вырвавшегося из внутренней тьмы.
В его устах - воротах выхода множества святых советов, постоянно обитала Сарасвати /Красноречие/, словно из желания обрести наивысшую святость.
Касаясь пыли его лотосоподобных стоп, люди собирали плод /достоинств, которые приобретают/, совершая омовения во всех местах священного паломничества.
В этом непостоянном мире чистый дух этого /мудреца/, который помышлял лишь об общем благе, был постоянным, как свет луны, восходящей в небе.
Именно для того, чтобы служить единственным вместилищем добродетелей сострадания, щедрости, постоянства, терпения, чистоты, правдивости и других добродетелей, был он создан Творцом.
Он воспринял шастры из уст того, кто зовется Бхагават Шанкара, и лотосоподобные стопы которого облизаны этими гирляндами пчел, которые суть головы всех мудрецов.
Его учителем был Бхагават Рудра, единственное вместилище всех наук, знаток Вед, происходящий из семьи брахманов, как иной Рудра.
Служа с молодости другим ученым, искушенным в науках, он приобрел светлый разум, основанный на логике, риторике и других науках.
Он был знатоком шастр: Пуран, /Маха/бхараты, всей грамматики шайва и других трактатов, как если бы он сам их написал.”
Вот у такого учителя воспитывался царственный питомец Индраварман. Если бы Шивасома не прославил себя таким образом в каменных страницах, он нарушил бы сложившуюся традицию и нанес бы обиду королю. Ведь у бога-короля и наставник должен быть подстать. Таков закон жанра. Традиция.