Конкурс-подборка 81. "Поделись улыбкою своей..."

[Маша Махова]

Она не умела...


Она не умела жить без гроша,
летать в самолётах и есть с ножа,
засыпать без подушки, на сквозняках,
и вообще спать в чужих домах.
И утром вставать популярно в семь -
она не умела совсем, совсем.

Она не умела знать, что по чём,
(она никогда не любила счёт),
и как сэкономить, и где что взять -
она никогда не могла понять.

Она для начальника, что суров,
готовила утреннее лицо,
такое печальное и без слов,
снимала и одевала кольцо,
вздыхала, рассеянно поводив
глазами, топталась вокруг стола,                         
и руку прикладывала к груди,
и признавалась, что проспала.

Ну как не простить этот вот наив,
улыбку и нежное это «ой!..»
(конечно, начальник, ей всё простив,
её отпускал и махал рукой…)

 Она не умела ни прясть, ни шить,
(однажды связала шарф, но давно)
Машину она не могла водить,
поскольку и это ей не дано…

Она не умела готовить плов
и не понимала совсем в вине…

Но всё-таки что-то к ней всех влекло -
уж очень легко было рядом с ней.

[Ника]

Разговор со стеной

Совершенно не важно, что там у меня за спиной –
то ли крылья шуршат, то ли два санитара стоят,
нарисую тебя на стене – поболтать со стеной,
потому что слова нам – вино, витамины и яд.

Только я не художник: совсем не похожий портрет
получился. Картинка выходит нелепой, кривой.
Улыбнусь. И настенный герой улыбнётся в ответ,
чтобы дать мне понять – это ты, это мой, это свой.

Кто способен забыть то, что было, – силён и блажен.
Кто не может, дурак. Его глупые дни сочтены.
Я чернею лицом. Ты меня не узнаешь уже,
даже если сойдёшь с окаянной холодной стены.

Что-то дни ноября мне не впору – и давят, и жмут.
Не с собачкой, не дама, но чеховский вышел сюжет.
А уж что за спиной – или шпиц, или шприц, или жгут,
всё равно. Всё равно ты меня не узнаешь уже.

Ты слова засуши – отряхнув с них подтаявший снег.
Засуши меня всю и попробуй засунуть в альбом.
Ну а я разбегусь (ты так часто шутил про разбег)
и в портрет на стене со всей дури впечатаюсь лбом.

[Ника]

Завтрак

Он ничего не скажет – свят, свят, свят…
Прикинул он, берясь за ручку чайника,
как много дней – замученных ягнят –
сошло на нет в спасительном молчании.

Застыл, надев улыбку на лицо:
трудней всего ему давалась мимика.
Хотя гудел соседский пылесос,
поскрипывала дверца холодильника,

хотя посудой звякала жена
и мётлами шуршало время раннее,
на кухне нагнеталась тишина,
как будто воздух в камере сгорания.

[Ника]

Про абсент, гориллу и прекрасное

Мчит по лесам, как рыжий сеттер, усталый, загнанный октябрь.
Когда нальёшь себе абсента и очень быстро выпьешь: тяп!  –
абсент ударит прямо в темя. В нём есть эфирные масла.
А во дворе такая темень… Внутри пузатого стекла
зеленоглазая горилла живёт, а вовсе и не джинн.
Она вчера мне говорила, что бесприютна наша жизнь,
что ничего не может выйти у нас с тобою всё равно.
И мне хотелось просто выйти – и хорошо, что не в окно…

Тебе я ночью написала: «Сижу с гориллой. Страшный зверь».
А утром с Рижского вокзала ты позвонил мне прямо в дверь,
влетел без всякой подготовки в мой сон, горячий, как Ташкент,
из-за спины движеньем ловким достав растрёпанный букет.
И вот – ну, впрямь, не есть лимон же! – я улыбаюсь целый день.
Кто скажет: «Это невозможно», не видел этих орхидей!
Что впереди, конечно, спорно. Идут, как тучи, хмарь и стынь.
Но всё стакан наш полуполный не хочет быть полупустым.

[Ника]

Полосатое

Она не точила когти, чтоб вырвать кусок свободы.
Была у них ложка дёгтя и целая бочка мёда.
Когда же над чёрной ложкой им что-нибудь вдруг светило,
Он ей говорил: «Ты кошка!», она улыбалась: «Тигра!»

Когда они в дом входили, немедленно слепли окна,
валился без чувств будильник, одежда их била током,
а мебель на хрупких ножках тряслась по углам квартиры…
И он говорил: «Ты кошка!». Она возражала: «Тигра!»

Привыкли они за годы: молчать, собираться в спешке,
есть дёготь со вкусом мёда, легко уходить от слежки,
теряться среди прохожих и жить, дожидаясь мига,
когда он ей скажет: «Кошка!», она же ответит: «Тигра!»

[Маша Махова]

нужные вещи

Есть дни, когда столько тоски, что ты не самолёт,
а на пол упавший будильник – разбитое время…
…Кому она вяжет носки, здесь никто не живёт,
никто не придёт в этот дом, но она, тем не менее,

всё вяжет и вяжет смешные в полоску носки.
Большие, в полоску, и детские – тоже в полоску.
Холодное время – зима, скоро грянут морозы,
она это знает, наверное, лучше других…

Нет, не на продажу, и не для себя, а зачем?..
Возможно, в подарок хорошим каким-нибудь людям.
Она улыбается, это ей вовсе не трудно,
и, кажется даже, что ей хорошо вообще…

Смотрю на неё, вспоминаю и думаю - как
устроена жизнь не логично и даже неверно.
Меня заполняет зелёной водою тоска,
во мне тонут лодки, плоты, и полки, и цистерны,

во мне погибают миры, я огромна, как кит,
и вот, наглотавшись всего и опять до предела,
я гибну внутри от зелёной и мутной тоски,
и вовсе не знаю, как быть и что делать, что делать…

А всё ведь так просто: взять спицы, не думая, где
твои города, и какие там выпадут встречи -
и петли считать, напевая под нос целый день,
и тихо придумывать нужные тёплые вещи.

[Маша Махова]

колыбельная для рыб

А лишнего в доме нет, а в люльке ребёнок маленький,
и он, улыбаясь, спит, вплывая в свои миры.
Они выключают свет и смотрят в большой аквариум,
они выключают свет и смотрят на дивных рыб.

На воле гуляет снег, и вечер свернулся кошкою,
дыханием дом согрет, над крышей январь кружит,
а на чердаке, в углу, спит в валенках старых прошлое,
закутавшись в тёплый плед, на краешке кресла спит.

За домом плывёт покой, там лес с вековыми елями,
и спит до весны земля, и добрые видит сны.
И тянется над землёй старинная колыбельная
для рыб, для младенцев, для метели и для зимы.

[Маша Махова]

там, на острове...

Я купила каждому по подарку,
вот иду домой и грызу буханку,
у меня один носок наизнанку,
а в кармане, конечно, гвоздь.
Обстоятельства жизни меня сильнее,
я иду и твержу, что не заболею,
я приду и сяду у батареи,
мне не хочется ничего.

Поплывёт расслабленно-безучастно
отвлечённо-блюзовое пространство,
моя база загружена в постоянство,
как у глубоководных рыб.
Всё решается просто, без чьей-то помощи –
я открою скобку, как будто форточку,
и за скобки вынесу всё, что хочется,
(не забыть бы потом закрыть)

Это, может быть, что-нибудь атмосферное,
что-то вечно колющее и нервное,
далеко зачем ходить за примерами –
не утешат и не спасут.
Покидает праздник дома пустынные…
А на острове дерево мандариновое,
и киты из моря сверкают спинами,
улыбаются и поют.

[Галия]

спросонок

вздохнуть за минуту до звона,
предчувствуя звуков раздрай,
себе же во тьме полусонной
шепнуть: просыпайся, вставай.

душа зарыдает спросонок,
опять ей в телесную клеть!
она по утрам как ребёнок,
который не хочет взрослеть.

ребёнку в себе улыбнуться
и, мышцам давая разбег,
так всласть, от души, потянуться,
проснуться…
ну всё,
я в себе!

[Галия]

прекрасное далеко

прекрасное случится далеко.
оно, как всё прекрасное, напрасно.
всегда звеняще-суетно и праздно,
и катится с горы, как снежный ком.

прекрасное случится не сейчас.
оно, как всё счастливое, мгновенно.
остановить захочешь непременно,
но тем оно и славно, что на раз.

прекрасное случится далеко,
оно само ко всем дорогу знает.
а я его совсем не ожидаю,
и мне не ожидается легко.

прекрасное случится не со мной,
но так весомо, явственно и зримо
откликнется улыбками любимых,
что прошепчу: случилось, боже мой.

и удивлюсь, увидев, что оно
давно уже в округе прописалось,
но замечать мешала мне усталость,
и думалось, что где-то далеко

оно ещё случится, раз-два-три!
но снег идёт на первое апреля,
а я себе твержу, глазам не веря:
прекрасное, смотри, не просмотри.

[визочка]

Улитка

О душе отстранённо замечу словами: "болит как"...
Никаких больше чувств не явлю, констатации кроме...
Я свернулась в себе, я себя ощущаю улиткой,
Пусть вокруг никого - я сама себе маленький домик.

В молчаливом страдании больно заломлены пальцы.
Безнадежность усталости в этой последней попытке,
и под чьей-то ногою хрустит ненадёжный мой панцирь...
Вот и всё. Из меня не получится даже улитки...

Но конец одного - неизбежно начало другого,
распрямляюсь и видеть могу уже солнце и блики,
слышу шёпот дождинок, весны несмолкаемый говор,
и глаза вспоминают забытую сладость улыбки.

[визочка]

Уйду я в монастырь

Гладь озера тиха.
Окрестности пусты.
Подальше от греха
Уйду я в монастырь.

Разбудят не часы,
А звон колоколов.
И помыслы чисты,
И к Богу лишь любовь.

Молитвы, да посты,
"Даждь хлеб насущный днесь..."
А в мыслях снова ты,
Достал меня и здесь!

И улыбнётся Бог,
добрейший из отцов:
- Да я не так уж строг,
чтоб запрещать любовь…
..................................
Заметив, что грущу,
Ты скажешь мне: "Остынь!
Тебя не отпущу –
Забудь про монастырь"

[визочка]

С глаз долой

С глаз долой, так из сердца же вон!
Проверялись устои веками.
Почему ж этот древний закон
Потерял свою силу над нами?

С глаз долой – а сердечко щемит,
Улыбнёшься ты мне не в обиду:
«Ты поправку к закону прими:
С глаз долой, а из сердца не выйду».

[визочка]

Мой вымысел

Мой вымысел давно уже не мой
И недоступен внутреннему зренью,
Отпущен он к иному измеренью,
Отплаканный, отмоленный, немой.

Влечёт куда-то, высотой маня,
Но без меня берёт свои высОты.
Оттуда смотрит, вопрошая: "Кто ты?>>
Мой вымысел, свободный от меня.

Слеза в глазах, улыбка на устах,
И алый парус к берегу причалил...
Но утолит ли <<многие печали>>
Мой вымысел, из сказки былью став.

[Лузина]

Так тихо

Так тихо. Устали и выдохлись все ветра.
И бури, и листья, смирённые, улеглись
Среди пожелтевших и ждущих покоя трав,
Раскинули руки и пристально смотрят в высь.
И я этой осенью долгой уже сыта
Сверх всяких положенных порций, границ и мер.
И я бы опала с калинового куста
И между подобных себе улыбалась вверх.
Но это всё сказки. Начавшийся снегопад
Встаёт между миром и осенью, как стена.
Держи мою руку, не дай мне, не дай пропасть.
А с неба всё сыплет и кружится тишина.