Конкурс-подборка 84. "Звери смотрят в печальное небо..."

[Ника]

Про птиц было, про рыб было, про цветы было, а про зверей не было!

Собираем до полудня следующей субботы, 12 мая 2012 в этой теме свои стихи, не важно, когда написанные и где опубликованные, содержащие слово ЗВЕРЬ и однокоренные слова.

Пользуйтесь программой Иеронима:

http://www.nika-stihi.ru/cgi-bin/allverses.pl

Лимит на количество стихов от одного автора - ЧЕТЫРЕ стихотворения.

Не забываем про Стоп-лист:

http://www.nika-stihi.ru/forum/index.php?topic=17152.0

Жюри этого конкурса: Маша Махова, Лузина и я, Ника. Члены жюри здесь, в теме назовут по 5 стихотворений*, которые они считают лучшими в получившейся подборке. Одновременно будет идти в течение 6-ти дней обычное наше голосование***. Каждый голос жюри приравнивается к трём баллам. По окончании голосования голоса жюри и голоса "болельщиков" суммируются***.

Голосование участников - обязательно. Непроголосовавший участник победить не может, даже если наберёт больше всех баллов.

Стихи членов жюри могут участвовать в конкурсе, но, естественно, голосовать за себя судья не может - так же, как и голосовать в данном опросе никто из членов жюри не будет.

Новое стихотворение - новый постинг.

* если стихов будет много, квоту расширим, т.е. жюри будет голосовать за такое же количество стихов, что и все остальные

** голосование будет, как всегда, совершенно прозрачным. Т.е. каждый голосующий (кроме жюри) и нажимает кнопки и называет в своём постинге варианты, которые он выбрал. Представители жюри вывешивают шорт-листы, НЕ нажимая кнопок. Просьба к жюри  - обязательно указывать номера вариантов.

*** Побеждает не ПЯТЬ АВТОРОВ, а ПЯТЬ ВАРИАНТОВ. Т.е. если наибольшее количество баллов набирают стихи Иванова, Петрова, Сидорова и ДВА варианта Соколова, то в жюри попадают Иванов, Петров, Сидоров и Соколов, хотя их не пятеро, а четверо. При малом количестве вариантов, участников ИЛИ ГОЛОСУЮЩИХ выбираем ЧЕТЫРЁХ победителей.

[Оксана]

Ты пьешь один за нас двоих...


Ты топишь в рюмке горький стыд
За то, что не сумел, не понял.
Бежал поспешно, как бежит
Зверь от придуманной погони.
Рога трубят в его мозгу.
В лесу ж все тихо и спокойно.
Понять тебя? Ну что ж, могу.
Жаль, только ты меня не понял.
Я — не охотник, ты — не волк.
Здесь просто чувства не совпали,
Тебе вдогон глядят в упрек
Глаза, что стали цвета стали.
В них боль утратившей мечту
И страх оставшейся без дома,
И стон познавшей пустоту
Тех чувств, что были аксиомой.
Чужой, как будто сто чужих,
В своей далекой дальней дали
Ты пьешь один за нас двоих
За то. что судьбы не совпали.

[Ника]

Визионерское с перекрёстком и ангелом

Был длинным путь, а путь любой –
увы, недёшев.
Что их вело? Порыв? Любовь?
Горят подошвы.
Под скрип колёс, под шум дождя,
под плач метелей
брели куда глаза глядят –
и молодели.
Они почти забыли, как
живётся взрослым,
хоть на горбах два рюкзака,
набитых прошлым.

И, ставя шаг, как журавли,
как два подростка,
так до развязки и дошли,
до перекрёстка,
где завязали им глаза,
засыпав пылью,
решив зачем-то доказать:
они – слепые.

Москва ревела, словно зверь…
И ротозеи
всё ждали: как они теперь
пройдут по зебре,
толпа мусолила вопрос
с пивком имбирным:
как перейти им шесть полос –
и чтоб не сбили…

Но спрыгнул ангел с высоты
на парашюте,
с незрячих глаз сорвал бинты
белёсой жути,
и свет теперь в сознанье бьёт,
тугой и хлёсткий…

Два журавля пошли вперёд.
На перекрёсток.

[Ника]

Колесо обозрения и карусель

У тебя бессонниц чёртово колесо,
и с него отлично смотрится сверху вниз.
У меня счастливый компенсаторный сон.
Скоро утро. Скоро будет играть горнист.
Он уже собрался, тянет трубу к губам.
Я вот-вот проснусь, а после ищи-свищи.
Пригоните к дому поезд на Зурбаган.
Я уеду в степь, в которой замёрз ямщик.
А тебя на кухню вытолкает кровать.
Ты сойдёшь, соскочишь с чёртова колеса,
потому что станет скучно обозревать
обозримый мир, где нет моего лица.

Променад, пробежка, утренний моцион.
Посади морковку. Или укроп посей.
В Зурбагане новый старый аттракцион:
там от ветра в парке крутится карусель,
и лошадка скачет в яблоках впереди,
а за ней верблюд, а следом плывёт жираф…
Сигарета тлеет. Очень болит в груди.
И свои советы может забыть Минздрав.
Как на кухне тихо! Может быть, кран течёт?
Нет, и он в порядке. Дует из-под дверей.
Колесо бессониц выключил хитрый чёрт,
но включил навечно медленный бег зверей
карусельных в парке. Масло намажь на хлеб.
Но вон та лошадка – видишь, облезлый нос,
облупилась краска – знает дорогу в степь,
в золотую степь, в которой ямщик замёрз.

[Ника]

Охота с музыкой

Мой нежный Зверобой,
вокруг тебя тенёта…
Не нам поёт гобой
свои резные ноты,
а нам поёт орган
во всём многоголосье,
гудя, как ураган,
хотя его не просят.

Мой нежный изувер,
в душе твоей – угодья,
где человек и зверь
сейчас в обнимку бродят.
Ты хочешь их разъять.
Но погоди минуту:
когда начнёшь стрелять,
смотри не перепутай,
где зверь, где человек,
смотри не обознайся
и целься чуть поверх
голов, а то вдруг зайца
как раз и не убьёшь,
а человека сгубишь –
и снова будет ложь
и сомкнутые губы…

Не надо, пожалей!
Зачем тебе патроны?
Не бей своих зверей.
И я своих не трону.
Да, ты готов к борьбе,
боец, стрелок, рубака.
Но вдруг убьёшь в себе
не волка, а собаку?
А нежный волк, томим
единственною жаждой,
корми иль не корми –
сорвётся в лес однажды,
в улыбке щеря пасть…
Жизнь зла и многогранна.
И если уж вступать,
то в партию органа,
чтоб музыка-вода
лилась до самой коды.
Ведь музыка всегда
длиннее, чем охота.

А часть зверья ушла
по норам и по лазам.
И на краю стола
стоит с цветами ваза:
бутоны, Зверобой,
всё помнят о вчерашнем.
И мне за нас с тобой
опять хрустально-страшно.

[Ника]

Ручной ветер

Ты не знаешь, как надо и как не надо.
Ты не знаешь, что честно и что нечестно.
Только знаешь, что женщина виновата,
как всегда в детективных романах Чейза.

Эта женщина – бешеная, как ветер,
и смешная, как рыжий осенний клоун.
И зачем, и зачем ты такую встретил?
И куда она тащит тебя по склону?

Тащит вверх, а пора бы, казалось, с горки…
Как с ней дышится, с ветреной! Только, боже,
этот ветер свободы – холодный, горький.
Почему без неё ты не можешь больше?

Где была она раньше? Была ли вихрем?
По каким закоулкам её носило?
Этот ветер пока что ручной и тихий,
но смотри, он уже набирает силу.

И шатается дом, и дрожат витрины.
И попрятались птицы, зверьё и люди.
Это я. Это твой ураган «Катрина».
И другого такого с тобой не будет.

[Маша Махова]

его нет

И не надо, конечно, верить мне -
я уже не держу удар.
Я, наверное, стану деревом
хоть когда-нибудь, хоть когда.

Здравствуй, счастье моё израненное,
моя камерность, моя даль.
А хотелось, чтоб было правильное,
хоть когда-нибудь, хоть когда.

То ли тьма на меня навалится,
чтобы снова позвать во тьму.
Человеческое накатится,
человеческое – приму.

То ли всё это будет россыпью,
то ли всё это – в пересчёт.
То ли снова с Тобою, Господи,
разговаривать – с кем ещё.

Или думать ночами ветреными,
и на звук бежать, будто зверь,
вспоминая его, столетнее,
как ему нелегко теперь.

(А ты скажешь мне: - Точно, ветрено,
ты о чём, скажи, что за бред?..
Я о дереве, я о дереве,
его нет уже, его нет)

[Маша Махова]

она устала

Она устала, с ног валилась,
она ввалилась в дверь, как есть.
Она почти не изменилась,
сменив такую глыбу мест…
Упала в кресло, - Дай мне чаю,
а нет ли выпить?  Есть питьё?..
- Храню, вдруг будет гость случайный…
и на отчаянье своё.
- Отчаянье?.. какая прелесть!
Ты, право, свечка для бомжа –
недавно у него я грелась
почти на лезвии ножа,
он тоже говорил про это!
Что вас роднит, где ваш родник?..
Вы оба, видимо, поэты,
из этих, из старинных книг,
которые  мы все читали,
не просто так и между дел,
а, именно, за той печалью,
где ничего уже, там, где…
а, впрочем, мы хотели выпить,
мне неохота в листопад…
- Дурная, мутная, идите!
Я не хочу туда, назад!..
Я не хочу туда, где мучит,
не полусловом, а совсем,
где был лишь миг, неточный случай,
но он разросся между тем
в окно, в  разы, в тебя, в туманы,
в неисключаемось дорог,
где зыбко и непостоянно
бубним мы что-то между строк,
иди! не отвечай, не мучай,
не признавайся мне в делах,
как страх, последний и дремучий,
как зверь, увидевший свой страх -
иди, прошу тебя, не надо,
не начинай, не хороводь,
мне нужен вечер и прохлада,
мне нужно горсточку всего:
обнять подушку - боль померкла,
(увы, болею, сто причин…)
и, может быть, немного эха
уже неслышного почти.

[Маша Махова]

другие вещи

Мы расходились тихо, мы закрывали дверь.
Он уходил всех позже, не догонял, не ждал.
Вон он идёт, похожий на раненую свирель.
Он, слава Богу, выжил, но вышел уже Туда.
Это другие вещи, это не мой каприз.
Это глаза оленьи, можно сойти с ума.
Это когда нас держат, чтоб не упали вниз,
а мы в глаза оленьи падаем, как в туман.

Это другие вещи, это не то, поверь!..
Не говорю об этом, но уже не молчу.
Если тебя пугает раненый в сердце зверь,
что же ты будешь делать, если я улечу?..

В городе вечный праздник, ну а в лесу темно.
В городе фейерверки, пиво и западня.
Он потому и выжил, что уходил на дно.
Он потому и ранен, что здесь всегда война.

Но у любых законов логика есть своя.
Хочешь, иди и требуй, хочешь, ищи мишень.
Я тебе не советчик, я тебе не судья,
я ничего не знаю, может быть, вообще.
Я ничего не знаю, хватит меня жалеть!
Это другие вещи, это не мой каприз.
Только, я заклинаю, не заходи в тот лес.
Только в глаза оленьи, тёмные, не смотри.

[Маша Махова]

Моя любовь

Моя любовь, как зверь, мечется в клетке,
и задыхается, точно гербарий в книге.
Моя любовь лежит на квадратном метре 
и делает больно так, что нет смысла в крике.

Моя любовь забыла слова и ноты,
нет сил у неё, чтобы что-нибудь переправить.
И если вдруг вопрос возникает: - кто ты?
она не знает, поэтому не отвечает.

Она под зонтиком старым сама как зонтик,
то сложит руки свои, то руки свои раскинет.
Она живою была, не зная ни зла, ни зомби,
ей было так хорошо в небольшой квартире.

Ей было так хорошо, но однажды, рано, -
то ль потянул сквозняк, то ли дождь стучался, -
Она оставила всех, кто в неё вселялся,
и ушла, напевая, хромая, - к храму.

[Patricia]

дракон


В пещере полумрак и скрыто время,
воскресный день, потерянный мной где-то –
имущество невиданного зверя,
который охраняет самоцветы –
опалы, изумруды и алмазы.
И не пугают зверя копья, ружья,
охотников съедает раз за разом.
Геройская судьба – драконий ужин.
Но в одиночке сырость, шторой плесень,
и призраки обид за частоколом
дурацкой клетки, и не слышно песен.
А может полюбить в себе дракона?

[Галия]

не было...


как будто и не было повода, шёпота, знака,
тропинок и рек, и сплетения вен зодиака,
чтоб только – к нему, обниматься (родное) и плакать,
за тридевять снов к тридесятому кругу потери,
где веры в него не отнять, не понять, не измерить.
душою тянуться на цыпочках выше, как в двери
стучаться – закрыто… так быть не могло, так не любят,
любовь разве может убить? нет, страдание губит,
ведь имя его обречённо впечаталось в губы,
целуя по буковке, долго и нежно листая,
ты болью его пропиталась, всей боли не зная –
он где-то на ветке метро, ты в бездомном трамвае –
изранилась в кровь, и немея в тревоге бездонной,
сдружилась с бедой, улетев из привычных гнездовий,
в звериной тоске становясь всё бедовей, бредовей…
нет, так не должно быть, тебе бы уверовать надо,
что не было повода, шёпота, знака и... ада.

[Dingo]

О красивом и светлом

Он говорит: "А ты напиши о красивом и светлом,
о вечной любви и о счастье... И хватит ныть!"
Он сам - не умеет. Но думает: "Дура, ты Света,
ведь, чтобы писать о любви, надо просто любить..."
А я - не умею. Соседи всю ночь первомаят
и любят друг друга по матери, только держись!
И кружит над городом (не)голубиная стая,
одетая в серое-белое... Кружится высь...
И я - о высоком, прошпиленным горечью штилем:
о, счастье мое, возвращайся скорее домой!
А счастье - за морем. До счастья - мгновенья и мили.
К прибрежной косе на свидание "катит" прибой...
Мне синего цвета так катастрофически мало,
в краю где приходит пора петербургских ночей,
(хотя здесь - не Питер). Не будет: "средь шумного бала..."
На лестничной клетке соседи играют в людей:
там девочка плачет, стирая следы от пощечин,
у мальчика повод был: праздник Весны и Труда,
А время включает неумолимый свой счетчик.
Любовь - это слово, а слезы - все та же вода.
А он говорит, что счастливых ни разу не встретил,
мне страшно подумать, что скоро я с ним соглашусь.
Мы все - одиночества. Богом забытые дети.
Соседи разводят в стаканах вчерашнюю грусть
и громко смеются. И мальчик попросит прощенья,
по новому кругу они, закусив удила,
бежать будут долго. И падать, сбивая колени.
И будут звенеть бубенцы, а не колокола...
А он говорит, говорит... Он непризнанный Мастер -
среди маргариток Марго он отыщет едва ль.
Но, может, когда-нибудь искренне и о счастье
красиво напишет и синью окрасится сталь
небес или глаз...И даже захочется верить:
такое случается - (это так просто - любить).
На лестничной клетке неприручЕнные звери
однажды научатся по-человечески жить(?)..

[Лузина]

Про осень и мышь

Может это совсем не так, совсем не то,
Может кто-то, хоть кто-то видит меня и слышит.
Я впервые за осень надела с утра пальто.
Это самость моя заёрзала серой мышью,
На осеннем ветру замёрзла и заскребла
По изнанке моей, царап, настырно, остро.
Запросилась наружу, силясь урвать тепла,
И чего-то ещё - покоя ли, беспокойства.
Ты смеёшься беззлобно вроде бы: "Вот так зверь,
Осторожней, укусит, в угол её, ловите!"
А она проснулась, замёрзла, глядит на дверь,
Несмотря на носки шерстяные и тёплый свитер.
"Тише, тише, - пою, - дождёмся снегов, зимы,
Там согреемся тёплой печкой, поймём, поверим..."
Невлюблённая, осторожная, злая мышь -
Нет страшнее и беспощадней такого зверя.

[Dingo]

Снег все спишет

Из разбитых корыт мы пытались построить корабль,
белый парус кроили из латаных простыней.
Но опять и опять наступал равнодушный декабрь,
и зима набирала скорость на сотню дней.

Из зачитанных книг разводить приходилось костер,
и огонь жадно ел то, что нам помогало жить.
И летели на свет мотыльки, били искры в упор,
только снег продолжал с дымом в паре свой вальс кружить.

И мы ждали весны, и, наверно, чего-то еще,
зарываясь, как звери в пух Облачных покрывал.
А луна начинала на небе обратный отсчет…
И нам думалось, что золотник был не так уж и мал.

Застывало беспомощно время в песочных часах,
безнадежно вмерзали гвозди в декабрьский наст.
А корабль недостроенный «таял» у нас на глазах,
опадал белый саван паруса прямо на нас…

Снег все спишет. Костер догорит. Постарайся уснуть.
Сказка кончилась. Явь не сложилась. Стоят часы.
Мне вонзается лезвие месяца в левую грудь…
чуть пониже бы – в сердце, пока не успело остыть.