Конкурс-подборка 84. "Звери смотрят в печальное небо..."

[Лузина]

Я могу тебе писать, если хочешь

Помнишь мы, пока не кошка с собакой,
По дворам носились вместе стремглав?
Ты упал и по-девчоночьи плакал,
Я жалела  по-котёночьи : "Мяв"

Помнишь, грызлись то всерьёз, то не очень,
И разгрызли-таки всё до трухи.
Я могу тебе писать, если хочешь.
Письма вряд ли, но хотя бы стихи.

Я могу к тебе царапаться когтем.
Нет, в бессонницу, конечно, не в дверь.
Это раньше я была "славный котик"
А сейчас - давно невиданный зверь.

Как устанешь от матёрых британцев,
От серьёзных дрессированных псов,
Приходи ко мне тайком повидаться,
На чуть-чуть, я дам тебе леденцов.

[Dingo]

Уронили зверюшку на пол...

По глазам, по щекам – болью,
Недосолено? Так досолим!
Говоришь, тебе снится море?
Сбросишь ссылочку на пароли?
Открывать снов-ночей тайны –
легче легкого, элементарно!
Слушать, слышать, читать душу,
задыхаться, кричать: «Душно!»
Забивать глупым спамом память,
понимая, нельзя исправить.
У войны пустые глазницы,
если страшно, можно напиться…
Уронили зверюшку на пол,
оторвали четыре лапы,
ты смотри, она еще дышит!
И поет…только плохо слышно.
По глазам, по щекам – болью
– недосолено? Так досолим!

[НаталиЯ]

В зачарованном парке...
Зачарованный парк в зачарованном городе
Одурманен туманами стылой зимы.
Недвижим белый куст, но за лапы не трогайте -
Отряхнувшись, вдруг станет зверьком неземным!

А в ветвях тишины тают сны и фантазии,
Лишь рождён, вянет звук, птичьей песней не став...
Замерзают мечты, не дождавшись оказии.
На границе миров тихо дремлет верста...

Неожиданно солнечный луч оттуманился -
Улетучились вмиг лохмы сумрачных чар.
Видно, Леший чудить за сегодня умаялся,
Да и стынет в избушке полуденный чай....

[Аксолотль]

Кузнец

Пыльный летний двор, вот кузнец Иван, на столе оловянный лежит стакан,
У крыльца с холодной водою чан – всё как в сказке, почти лубок.
Он женат семь долгих счастливых лет, а живут в согласии и без бед,
Хороши у Аглаи и речь, и обед — не торопятся бесы в бок.

У Ивана плечи – крутой волной, у Ивана голос – густой струной,
Как он входит в тяжёлый кузнечный зной – чёрный глаз – раскалённый гранит.
Что умеет он? Загляни, смотри, как железо под сильной рукой горит,
А выходят - куницы и снегири; как Иванов чеснок* грозит.

Говорит жена ему (на беду!) – а в лесу вчера повалило дуб,
С того дуба бы вышел чудесный сундук, ты б замок на него сковал;
И покрыл зверьём и тенями птиц, чередою знакомых и страшных лиц,
Как от этих пределов до тех границ ты один и умеешь, Иван.

У Ивана – поводья, топор в мешке и завязаны хлеб и яйцо в платке.
А навстречу – женщина налегке, но в дорожной одежде грубой.
У ноги – внимательный рыжий пёс, прежде чем понятный повис вопрос,
Наш кузнец сказал: «Я б тебя подвёз, но сначала – поедем к дубу».

«Говорили, что сказочник тут живёт, но суровый в этих местах народ» —
Ах, глаза незнакомки — гречишный мёд! — «В той деревне сожгли телегу.
А лошадку убило вчера грозой. Кто послал меня, видимо, будет зол,
Даже если б со сказочником свезло – как вернуться по грязи, снегу?»

«Мы легко твою разрешим беду – вот, гляди – стоит вверх корнями дуб,
Хватит и жене на большой сундук, и тебе сколотить повозку,
Что до сказочников – не найдешь концы, здесь одни ткачихи да кузнецы»…
И летят серой тучею мокрецы, и ссыпаются в след колёсный.

До села довёз – и пропал Иван – как он раньше за словом не лез в карман?
И шатает его, он ни трезв, ни пьян, не поймёт – что же с ним такое?
Как он скручивал, как высекал, рубил – он, конечно, вовсе не позабыл,
Что же он ни в одном из углов избы не находит себе покоя?

«Я ведь жил внимательно, не как все, видел в небе рыб, мотыльков в росе,
У жены моей антрацит в косе – ну, зачем мне тоска такая?
Не усну, под веки мне морок врос – завиток у уха, точёный нос
И огромный ласковый рыжий пёс серебро из руки лакает»

Гостья ходит по улицам, по дворам, он же пилит, куёт ещё до утра,
И Аглая не делается добра и не ждёт сундука от мужа.
На седьмое утро седьмого дня отдаёт незнакомке Иван коня –
Ах, телега! Её обода звенят, на бортах её – солнце, стужа,

Листья лавровые и дубовые в ряд, и чужие птицы меж них гудят,
И чужие звери из них глядят в сонме щупалец и чешуек,
Незнакомка хлопает по плечу — ровно то, Иван, чего я хочу,
За телегу я тебе заплачу — тут Иван прекращает чуять.
***
Солнце росы с ромашек кладёт в карман, у ворот высоких лежит Иван,
Нет на нём ни следов, ни кровавых ран – но и воздух в него не входит.
И – отсюда плохо, но различишь – в небе словно бы пару телега мчит:
В чёрном фартуке длинном кузнечном и
В грубом платье дорожном, вроде.

[Эгон Шив]

жизнь Шарлотты Салмон

шарлотта шарлотта подсолнухи никнут
во франции слишком палящее солнце
завязаны в узел рисунки и книги
а в старую сказку уже не вернёшься
ты шапочкой красной блуждала по лесу
она называлась тогда шапероном*
могла бы сыграть городскую принцессу
но новый сюжет загадал шарль перро нам
с большим и зубастым коричневым вепрем
с таким ненасытным пугающим зверем
спокойно пролез он сквозь жуткие дебри
и бабушку съел на французской ривьере
сюжеты расписаны умерли книги
зингшпиль** пробивался сквозь тум-ба-ла-лайка
театр иль жизнь? - ты однажды воскликнешь
о смерти и жизни на красках сыграй-ка -
- дэр тойт из битэр, битэрэр ви гал!***

---------------
* - Le Petit Chaperon Rouge - Красная Шапочка (фр).
** - немецкая музыкальная форма, напоминающая оперетту, хотя актеры в ней больше говорят, чем поют.
*** - "Смерть горькая, более горькая, чем желчь!" - последняя строка песни "Тумбалалайка" (идиш)

[Аксолотль]

Лес, или про дружбу

Один колюч, жесток и зол, отчаянно красив,
Как по болотам с ним идёшь, штанины засучив,
И он бросает и ведёт — в репейник, в кочки, в дрожь,
Кубинский чёрный партизан, ни на кого похож.

Второй — лесной крадучий зверь, четыре лапы, хвост,
Хитёр речной пытливый глаз, востёр прохладный нос,
Он ласков, сказочен и быстр — в нём всё, пожалуй, так.
Беги с ним, удивляйся — как похож ваш скорый шаг.

А к третьей — птице-баюну — добраться нелегко,
Но речь её — ирландский мёд и птичье молоко,
С ней сладко хрюкотать и жить наотмашь и на взлёт,
Я слушаю её взахлёб. Мне, думаю, везёт.

Мне оказались не нужны силки, капкан, зиндан,
Открылось — можно обойтись без дам сердец и драм,
А, например, свалиться вдруг затылком в иван-чай,
И говорить,
и егерей в упор не замечать.

[Аксолотль]

2007

В простуде душно, как после секса,
К хребту прилипла рубаха мекс, и
Хватило б колдрекса и фервекса
Убавить жар.
Что год минувший – уже калека.
Пивточка так и осталась меккой.
Декабрь душится кэптен-блэком.
Летит икар.

И нету нового по итогам:
Легко быть зверем, труднее – богом.
Я тенью, гостем блужу по блогам,
Я аноним.
Я слепну, глохну, суюсь в розетку,
И третья бурная семилетка
Прощается – с Новым годом, детка! -
Со мной и с ним.

Сюда любуйтесь, шановни пани:
В стакане буря, вошь на аркане,
А я монтирую на экране
Хороший год.
Гулять да пить – и сим победиши,
А что нутро мне проели мыши,
Так их возни здесь никто не слышит,

А я не в счёт.

[Эгон Шив]

кажется

в конце каждого лета дают чистый лист бумаги,
и ты пишешь на нём свое имя, вопрос, ответы.
я как будто рукою вожу, а листочков нету -
под стеклянной столешницей ноги мои и тапки.

и мне кажется, будто я тень от всемирной тени.
я мешаю в тарелке слова - соль, муку и сахар.
я неявственно вижу, что жизнь моя и рожденье
уже многажды были - сам пекарь себе и пахарь.

лето пахнет сухим зверобоем, а день корицей,
очень много внутри капиллярной ряби,
то ли в сад мне пойти, то ли вдрызг напиться,
и зачем дали мне чистый лист бумаги.

[Эгон Шив]

Рубаха

Мама дала мне рубашку, синюю под цвет глаз.
Пока я её застёгивал - свет во всём доме погас.
Хлопнуло что-то на крыше,заголосили двери,
Стрелки упали на пол, рубашка совсем озверела.

В синем-синем спокойствии, в простой безмятежной кротости
Всё разом воспламенело, стало люто пылать-расти,
Зверем, брошенным взаперти.
Словно в стальной конфорке цикорием пыхнул огонь,
Перебирался по шторке всё дальше и дальше, где с небом
Венчаться надумал он.

Я закричал: Мама, мама! Зачем ты дала мне рубашку!
Я ничего не вижу, Я весь в этом синем пламени!
Спасай меня!

Мама зашла на кухню. Выключила газ.
Сказала, зачем ты куришь,
Ты куришь,  куришь
И куришь,
Поганый свой ганджубас.

[Нэля]

зайцовская баллада

Размечтался серый зайка: «Не пойти ли мне в гусары,
Я бы мог свою отвагу проявить в лихом бою.

А конем я взял бы волка, подгонял его бы шпорой,
Как Иванушка Царевич - русский сказочный герой.

Я б менял ему подковы, и купал его в речушке,
И овса давал в избытке, и по холке бы трепал,

Хвост расчесывал под вечер, выбрав ежика помягче.
Поводил бы волк ушами и закатывал глаза.

Он бы ржал, копытом цокал, и служил мне верой-правдой,
Грыз намордник в нетерпеньи, серый волк мой воронОй!

Мы бы с ним неслись по лесу, я размахивал бы саблей,
Разрубал на половинки мухоморы на скаку.

Обижать зверей не будем, им и так предельно ясно:
С нами с волком шутки плохи, мы - серьезные бойцы.

А двуногих в плен захватим, тех, кто шастает по лесу -
Пусть лесной народ научат огороды разводить.»

Так мечтал романтик заяц, строил планы и прожекты,
А зайчиха в это время для него варила щи.

Не с капустой, не с морковкой, а с травою-лебедою.
И вздыхала : «Ах, как жалко, что мой заяц - не гусар!»

[Нэля]

король драконов

Сверкая,  переливаясь,
Лечу я – король драконов
И даже жар–птицы ваши
Цыплёнки передо мной

И люди задрали головы
И звери забыли дом свой
Все смотрят в немом восторге
Как я подчиняю небо

Я в нем кувыркаюсь и рею
Плещу своими крылами
И имя моё прекрасно
Я - Северное Сиянье!

[alabaj]

На войне как на войне
(старенькое, для количества )

На войне как на войне,
Пленных нынче брать не будем,
Друг о друге мы забудем
И об этом черном дне.

В блиндажи своих квартир
Мы тела свои упрячем
И флажками обозначим
Фронта выпуклый пунктир.

Перемирий тишина,
К сожалению, не вечна,
Может длиться бесконечно
Эта странная война,

Где две жертвы - ты и я,
Словно раненные звери,
Где страшнейшие потери-
Наши старые друзья.

Все поделим пополам,
Заминируем, что можно,
Чуть шагнешь неосторожно,
И душа ко всем чертям.

Довоюем до конца
И, поняв, что победили,
Погребем в одной могиле
Наши бедные сердца.

[alabaj]

Нгоро-Нгоро

Когда начинают трубить слоны
В священном кратере Нгоро-Нгоро,
Им эхом вторят снежные горы,
Аккомпанирует бубен луны.
И все собираются на совет,
И лев не трогает антилопу,
И на замке охотничьи тропы.
Все знают - в кратер пришёл человек.
Он слаб,  но машины его сильны,
Достанут пули и грифа в небе.
Когда начинают трубить слоны,
Приходит время тянуть свой жребий.
Чью жизнь охотник решил унести,
И за каким он пришёл трофеем?
И ночью делают выбор звери,
Кому же завтра под выстрел идти.

[НаталиЯ]

Всё углом

У неё c углами мини балкон,
Где она выгуливает кота и себя.
Надевает платье или саронг,
Обнимает зверя, пальцами шерсть теребя:

- Ты один, мой свет, в туманном окне,
И запомни: для тебя, я одна лишь, семья.
И не нужно разных душ нам извне,
Ни котов, ни дядей, ни, там, какого зверья...

Замурчит, медово кот, запоёт,
Покосится в сторону, мол, где там посытней, -
Не ребёнок он её - наоборот.
И невольно  губы  жёстче сожмёт и плотней...

[НаталиЯ]

Сегодня мама вспоминает детство... (отрывок)


Потом в вагоны для скота согнали,
Везли куда-то долго, далеко....
Малыш болел, не выжил.... На привале
Его похоронили.... Нелегко....
Вот Латвия. Родная заграница.
Концлагерь "Тод". Не злые немцы. Нет.
Солдаты-немцы - просто карлы, фрицы,
Кто хлеба даст, кто даст чуть-чуть конфет.
С утра всех взрослых гнали на работы,
А дети? Кто стирал, кто убирал,
А после об одной еде заботы,
Хоть ты велик уже, хоть очень мал.
Под проволокой тихо, осторожно,
Чтоб не заметил дядька полицай,
В опорках по колючей, стылой пожне -
Беги, гольё, пороги обивай!
Кому-то станет жалко побирушек -
Кто хлеба даст, а кто помоев жбан....
А кто натравит, прям как на зверушек,
Собак своих остервенелый клан....
Устали, отработав, горемыки,
Но просит светлого горюн-душа.
Тогда в неверном от печурки блике
Поёт девчонка голосом чижа.
Летит от сердца к сердцу песня,
Надежда просыпается в глазах.
Орлёнок смотрит вниз из поднебесья,
Поёт Катюшу, катиться слеза....
Идут понуро дни, тяжёлой цепью.
Всё чаще их бомбят, теперь свои.
Понятно, виделись не раз со смертью,
- Обидно от своих.... Их Бог простит!