Конкурс-подборка 91. Тройка мчится, тройка скачет...

[Ника]

Собираем до полудня следующей субботы, 18 августа 2012 г. в этой теме свои стихи, не важно, когда написанные и где опубликованные, содержащие слова ТРИ, ТРИЖДЫ, ТРОЕ или ВТРОЁМ.

Пользуйтесь программой Иеронима:

http://www.nika-stihi.ru/cgi-bin/allverses.pl

Лимит на количество стихов от одного автора - ЧЕТЫРЕ стихотворения.

Не забываем про Стоп-лист:

http://www.nika-stihi.ru/forum/index.php?topic=17152.0

Жюри этого конкурса: Галия, Алабай, Симамура и я, Ника. Члены жюри здесь, в теме назовут по 5 стихотворений*, которые они считают лучшими в получившейся подборке. Одновременно будет идти в течение 6-ти дней обычное наше голосование***. Каждый голос жюри приравнивается к трём баллам. По окончании голосования голоса жюри и голоса "болельщиков" суммируются***.

Голосование участников - обязательно. Непроголосовавший участник победить не может, даже если наберёт больше всех баллов.

Стихи членов жюри могут участвовать в конкурсе, но, естественно, голосовать за себя судья не может - так же, как и голосовать в данном опросе никто из членов жюри не будет.

Новое стихотворение - новый постинг.

* если стихов будет много, квоту расширим, т.е. жюри будет голосовать за такое же количество стихов, что и все остальные

** голосование будет, как всегда, совершенно прозрачным. Т.е. каждый голосующий (кроме жюри) и нажимает кнопки и называет в своём постинге варианты, которые он выбрал. Представители жюри вывешивают шорт-листы, НЕ нажимая кнопок. Просьба к жюри  - обязательно указывать номера вариантов.

*** Побеждает не ПЯТЬ АВТОРОВ, а ПЯТЬ ВАРИАНТОВ. Т.е. если наибольшее количество баллов набирают стихи Иванова, Петрова, Сидорова и ДВА варианта Соколова, то в жюри попадают Иванов, Петров, Сидоров и Соколов, хотя их не пятеро, а четверо. При малом количестве вариантов, участников ИЛИ ГОЛОСУЮЩИХ выбираем ТРЁХ-ЧЕТЫРЁХ победителей.

[Ника]

Пуховик

Каждый тянет одеяло. Всё о’кей.
Но на всех никак не хватит одеял.
А вот этот бородач в пуховике
в вашей очереди даже не стоял!
Вероятно, он талантливый поэт.
У таких вот денег куры не клюют,
потому что у таких вот – денег нет.
Борода его, наверно, на клею –
он какой-то весь искусственный насквозь.
Всем претит его лирический герой,
он сейчас живёт с женой четвёртой врозь,
но заигрывает снова со второй.

Он вам раньше по картинкам был знаком,
а возможно, по какой-нибудь из книг.
Он катает валидол под языком,
он устал от нескончаемых интриг.
У него перо в мозолистой руке,
а из куртки непрерывно лезет пух…
Что зачёркнуто в его черновике,
то вы точно не воспримете на слух.
Он поэт… Но вы-то, вы-то не поэт!
Вы зачем его поймали на бегу?
Машинально он глотает ваш обед,
а ботинки у него всегда в снегу –
даже летом. Он затопчет вам полы,
а как только дочитает книжный шкаф,
он уйдёт.
Но остальные все – козлы.
Он хотя бы посвятил вам три стишка!

Вы снимать с него пытались пуховик,
заманить его хотели в магазин.
Отказался. Говорит, что он привык,
а дублёнка не нужна для здешних зим.
Все подруги крутят пальцем у виска
и считают, что уж лучше б он ушёл.
Но такая без него у вас тоска!
Потому что только с ним вам хорошо…

[Ника]

Приём

Веки мои позабыли тушь –
ты принимаешь меня как есть.
Женщины скажут: «Какая чушь!»,
ну, а подростки: «Какая жесть!»
Годы идут, а дела стоят.
Ныне и присно, вчера и впредь
ты принимаешь меня, как яд, –
яд, чтобы жить, а не умереть.
Просто иначе – как душу вынули…
Просто по тем проводам, что в инее,
или по почте беспроводной
передаётся: «Приём! Приём!»
Так и общаешься ты со мной.
Против приёма бессилен лом.

Ты мне звонишь, как звонят «ноль-три»,
я отзываюсь, как «ноль-один».
Ты говори со мной, говори…
Летом, тоскующий в толще льдин,
бросишь на отдыхе, на югах,
взгляд во взволнованный водоём.
Слабость почувствуется в ногах.
Но из пучины звучит: «Приём!»
Я – твоя служба «девять-одиннадцать».
Видишь, теплеют ладони льдистые?
Видишь. Но думаешь о своём:
«Тёща, свояченица и тесть»…

В воздухе реет: «Приём, приём!»
Я принимаю тебя как есть.

[Ника]

Неочевидные вещи

Жалеет он, когда
                        нам с ним встречаться надо,
что нет на нём брони,
                              а на лице – чулка.
Он думает, любовь
                          похожа на гранату,
что крутится у ног.
                          И есть ли в ней чека,
пока что не понять,
                            но скоро мы узнаем…
По графикам свою
                        выстраивая жизнь,
он недоволен мной,
                            самим собой и маем.
И кто бы мог сказать,
                              и кто – предположить,

что он бы отдал всё
                            за три часа, сплетённых
из нас, из нас, из нас –
                                хоть как, хоть где ни будь;
что у него сидит
                      за пазухой котёнок
и тычется смешно
                        холодным носом в грудь.

[Ника]

Наземный самолёт

Живу на территории детсада.
Игрушечный огромный самолёт,
Я в землю врыт. Зачем-то это надо,
хотя на крылья дождь часами льёт.

Не стронуться мне с места. Вечный узник,
я знаю положение вещей.
Болтают, прототип мой –  «кукурузник».
Зато троих вмещаю малышей!

Я выкрашен в полосочку, как зебра.
Сработан примитивно, без затей.
Пытается меня отправить в небо
Седьмое поколение детей.

Прогулка каждый день перед обедом.
И снова – штурм мальчишеских ватаг:
Они в войну играют. До победы.
И им без авиации – никак.

А самому настырному – три года.
В штурвал вцепился. Глупые мечты!
Прости, пилот: нелётная погода,
нам не набрать сегодня высоты.

Пустеет к ночи детская площадка.
Домой уводят Вань, Алёш и Кать.
Спит рядом деревянная лошадка.
Ей тоже никуда не ускакать…

[Маша Махова]

об относительности

Позабыла о прошлом, как стёрла пыль с подоконника.
Поменяла работу, легко было поменять.
Завела себе собаку, кота и любовника,
и ходила с каждым по очереди гулять.

Кот, ревнивый и злой, не привычный к любым смирениям,
пёр всегда напролом и привык по утрам орать.
Пёс же наоборот, обладал нравом более-менее,
и особо не тявкал, когда выходил гулять.

Тот, который любовник, тот жил у неё по пятницам.
С ним гуляла она на базар, чтобы всё купить.
Она, в принципе, знала, что с ним она не останется,
но ведь должен быть кто-то, хоть кто-то ведь должен быть.

А когда вечерами звонила подруга близкая,
проклиная и быт, и труд, ну за что же ей?..
Она слушала и ржала совершенно искренне –
в мире всё относительно, прав был Альберт Эйнштейн!..

В мире всё относительно, будь она трижды ранена!
Даже если подумаешь – что же так не везёт -
ни к чему искать виноватого или крайнего -
всё даётся всем!..  ( даже если не всем, и не всё!..)

[Маша Махова]

побег

А она от него бежала!.. Да нет, - оба они друг от друга бежали.
И он не знал, в какой стороне  искать её, на каком вокзале.

В ней затаился такой испуг, что не было сил говорить и спорить.
Она от него сбежала на юг, где нет его, и есть много моря.

А он бежал от неё туда, в себя, поглубже, в свои пределы.
Но там такая жила беда, там ныло сердце и всё болело.

И он срывался опять в свою пропасть и не понимал, жив ли.
И он твердил: ненавижу юг,  квадраты и глагольные рифмы.

И он то в небо её смотрел, то в параллельное шёл пространство.
И он держал себя, как умел,   за всё, за что ещё мог держаться.

А она заныривала в волну, писала маме, что всё нормально.
А ночью трудно было уснуть, а иногда совсем не реально.

Ну разве можно меня дробить вот так на части?.. – он думал нервно.
И вновь не решался ей позвонить, а она никогда не звонила первой.

И она по ночам открывала окно, ей всё казалось, что душно в доме.
И только твердила: мне всё равно, я ведь уже поменяла номер.

А он, решившись, потом звонил, сжимая трубку рукою слабой.
Потом горстями лекарства пил, и что-то ещё, и валился на пол.

И выл, и всех отрицал вокруг, и всё ему было неинтересно.                                 
А она погружала свой север в юг, но всё равно не могла согреться.

Четыре, три, два, один, прыжок. Сиди на месте и не брыкайся.
Тебе удался побег, дружок. И ей, по-видимому, удался.

[Маша Махова]

душа, души, душе

Когда болит голова, думаешь: как хорошо, что у меня одна голова, а не две или три.
Когда болит плечо, думаешь, как хорошо, что у меня только два плеча, а не три и не десять.
А когда болит что-то такое, очень большое, внутри – болит, и не может пройти – счёт уже неуместен.

Сводит движенья в нули и читает луну в окне, раскачивает на стуле, в себя не верит.
Раз внутри у тебя болит, значит, музыки там больше нет, там болит твой континент, твой маршрут на север.

- куда?.. – ты ей говоришь…
- ветер, слышишь?.. – ты ей говоришь.
она у тебя одна и ты ей дорожишь.

И холод бежит по спине, поднимаясь всё выше.
А ветер сильней и сильней и всё ближе и ближе.

И как быть, когда некуда плыть, когда хочется выть, а не петь, когда больше не можешь гореть, как бывало когда-то.
И ты смотришь растерянно вниз, и ты смотришь с надеждою вверх, уворачиваясь от всех любопытных взглядов.

- куда?.. – ты ей говоришь,
- и сколько уже потерь?..
раз музыки нет внутри, где ей быть теперь?..

и что-то уходит прочь,
и вскачь пролетает жизнь.
и солнце встаёт, как точка движенья ввысь

[Маша Махова]

кризис среднего возраста


Это когда телефон вынимаешь, а некому
вобщем-то, позвонить, или ждать спасения.
Это когда по утрам понимаешь – зеркало
это не самое лучшее изобретение.
Это когда глядишь на книжные полки
и понимаешь – ума не даст даже так много букв.
Это когда говоришь своему ребёнку
не «помолчи», а «ну расскажи мне хоть что-нибудь»
Это когда занимая за кем-то очередь,
думаешь – да, жизнь могла бы пройти иначе.
И, отвлекаясь уже на другое-прочее,
вновь забываешь взять на прилавке сдачу.
Это когда уже не бежишь по лестнице,
а, все ступеньки зная, по ней спускаешься.
Это когда тебе утром пришло известие,
а ты три дня обвиняешь себя и маешься.
Это когда звучит в тебе вечно грустное,
но ты его не гонишь, а привыкаешь.
И каждый день мечты свои и иллюзии,
будто воздушные шарики, отпускаешь.

[Галия]

наваждение

...они вдвоём, сейчас и здесь
случились, встретились над снами.
и света ветреного взвесь,
как снегопад в оконной раме,
и кто-то третий подле них.
маяча призраком в округе,
не он ли мне опять приснил
двоих, случившихся друг в друге?

и нет ни слов себе сказать,
что никогда, ни сном, ни духом,
ни сил в бездонные глаза
взглянуть тому, кто тонким слухом
давно поймал в тугую сеть
любую мысль ещё в зачатке.
и нам никак не одолеть
того, что где-то на сетчатке

его всеведающих глаз
уже продлилось… не сейчас.

[Галия]

не было...


как будто и не было повода, шёпота, знака,
тропинок и рек, и сплетения вен зодиака,
чтоб только – к нему, обниматься (родное) и плакать,
за тридевять снов к тридесятому кругу потери,
где веры в него не отнять, не понять, не измерить.
душою тянуться на цыпочках выше – в доверье –
стучаться – закрыто… так быть не могло, так не любят,
любовь разве может убить? нет, страдание губит,
ведь имя его обречённо впечаталось в губы,
целуя по буковке, долго и нежно листая,
ты болью его пропиталась, всей боли не зная –
он где-то на ветке метро, ты в бездомном трамвае –
изранилась в кровь, и немея в тревоге бездонной,
сдружилась с бедой, улетев из привычных гнездовий,
в звериной тоске становясь всё бедовей, бредовей…
нет, так не должно быть, тебе бы уверовать надо,
что не было повода, шёпота, знака и... ада.

[Галия]

дом

я – тишина, заполнившая дом,
и пустота задумавшихся комнат,
где свет любви живёт почти во всём.
пусть небеса таким его запомнят
в один из дней, в котором я и ты
летим в пике украденных мгновений,
пытаясь их спасти из темноты
небытия, неверия, забвенья.
о, как же дом тревожно сторожил
дыханье наше, взгляды и движенья.
ты уходил, а он скучал в тиши,
сильней меня боясь невозвращенья.
я понимала каждый вздох и скрип,
а дом прощал мою слепую нежность.
из нас троих лишь он давно постиг
всех расставаний наших неизбежность.

[Галия]

прекрасное далеко

прекрасное случится далеко.
оно, как всё прекрасное, напрасно.
всегда звеняще-суетно и праздно,
и катится с горы, как снежный ком.

прекрасное случится не сейчас.
оно, как всё счастливое, мгновенно.
остановить захочешь непременно,
но тем оно и славно, что на раз.

прекрасное случится далеко,
оно само ко всем дорогу знает.
а я его совсем не ожидаю,
и мне не ожидается легко.

прекрасное случится не со мной,
но так весомо, явственно и зримо
откликнется улыбками любимых,
что прошепчу: случилось, боже мой.

и удивлюсь, увидев, что оно
давно уже в округе прописалось,
но замечать мешала мне усталость,
и думалось, что где-то далеко

оно ещё случится, раз-два-три!
но снег идёт на первое апреля,
а я себе твержу, глазам не веря:
прекрасное, смотри, не просмотри.

[alabaj]

Кактус

Первого января на твоем столе
Зацвел кактус, который не цвел сто лет.
Ждали три поколенья твоей семьи
Цветенья. Представить себе не могли,
Что лишь ненормативная лексика
Из-за текилы, что плеснули в горшок,
Докажет ему - он  в родной Мексике,
И кактусу станет совсем хорошо.
И корни его омоет текила,
Он позабудет, что с ним прежде было,
Как будто он вовсе не в Теплом Стане,
А в жаркой милой родной Тихуане.

[alabaj]

Лего

Декабрь–скупердяй жалеет снега
И лезет ледяным дождем за ворот,
Из наших встреч, как из кусочков Лего,
Мы складываем этот странный город.
Мы – пленники его и демиурги,
Без нас никто бы не узнал, конечно,
Про старенькие эти переулки,
Про эти безымянные кафешки.
Мы обменяться кольцами готовы,
Нас город этот разделяет вечно,
И я лечу к тебе кольцом Садовым,
Ты  Третьим – устремляешься навстречу.
Придумываем мы названья улиц,
Названья станций метрополитена,
Где, к счастью, мы с тобой не разминулись.
Но с каждой встречей вырастают стены,
И нам к друг другу все труднее выйти,
Мы – пленники, и вот, что ужасает,
Мы оба оказались в лабиринте,
Который возвели случайно сами.