"и всюду сумасшедший бред"...

(не претендую ни на какую истину в последней инстанции, а просто делюсь с вами своими мыслями – возможно, что вы в ответ мне выскажете свои – собственно, вместо того, чтобы писать сценарий для работы, который мне сдавать в этом месяце, я сижу и размышляю над вечным философским вопросом любви и счастья, над которым думать можно бесконечно, тем более, если он касается великих людей и их биографий)

……………………………………………………………………………….

Я часто задумываюсь, а можно ли судить о гениях с человеческих позиций?.. Бог даёт им дар неимоверной силы, но их Дар зачастую вытесняет Любовь – взять того же Лермонтова - ведь трагедия его Печорина, в котором соплеменники узнавали самого автора, заключается именно в том, что он никого не любил. Не - любовь рождает цинизм и превращает человека в черта в конечном итоге.

Пушкин – наверное, умел любить, ну или хотя бы страстно влюбляться - но там были изначальные проблемы... В том нет никаких открытий, что первоначальную любовь ребёнку даёт мать, она же формирует его будущие отношения, его готовность к любви на бессознательном, или, если угодно, подсознательном уровне. У Пушкина тема матери из жизни упущена вовсе, ее как бы не было: нигде, ни в стихах, ни в письмах, ни в каких-то дневниковых заметках она не присутствует; есть, правда, дальние отголоски того, что мать он видел редко, отца и того пуще, и влияние на него имела в основном Арина Родионовна. Но никакая няня и никакой другой человек не может заменить ребёнку материнской любви - это уже доказано давным-давно и неоспоримо.

Гений Пушкина не мог не прорваться, он был им переполнен - но вот эта пустота, рождающая страшную ревнивость, обидчивость, бесконечные комплексы недолюбленного дитя – это, в конце концов, должно было выстрелить в него же самого. Пуля ведь не летает просто так без назначения. Она всегда знает, кого ищет.

Маяковский.. (это я всё о любимых своих говорю..) О нём и речь молчит, насколько он был гениален и неадекватен. История его любви и любовей (когда Бриг "подсунула" ему Полонскую, а затем, когда тот увлёкся ею, сама же убрала соперницу с его пути) лишь утверждает меня во мнении, что Маяковский не мог иметь нормальных отношений, лишь болезненную страсть и бесконечное страдание ненасытной плоти, "такой большой и никому ненужный" - это его непрерывное человеческое переживание, перекрываемое невероятным талантом складывать слова.

Есенин... ну тут тоже всё непросто. Алкоголизм не возникает на пустом месте - это та же пуля, только в расслабленном своём состоянии. Алкоголизм возникает как защитная реакция против агрессии - алкоголь агрессию гасит (у преступного сознания наоборот - обнажает - но я сейчас не об этом). Агрессия в душе зарождается только при отсутствии или недостатке любви. Все страсти, вспышки и цепляния за объект, к любви как к таковой имеют мало отношения.

Я довольно часто об этом думаю и просто стараюсь выстроить свои размышления насчёт того, а может ли гений, или, скажем, талантливый поэт быть счастлив и что для него любовь?..
(а есть ли на свете счастье вообще – это уже другой вопрос)
и почему они так редко доживали до старости?..

…Бродским восхищаюсь, часто возвращаюсь к нему, особенно к раннему – его самиздатовская книга попала ко мне в совсем ещё ранней молодости – но что я хочу сказать - видимо, он попал в ту же обойму, но тут несколько другое - тут гениальность и любовь к слову впоследствии вытеснила любовь к живому, но и то не сразу. Судя по его ранним произведениям, любовь ещё была жива и дышала. Но Бродский был страшно обидчив, страшно. Да к тому же его съедал комплекс недолюбленности Родиной - было от чего запереть себя на ключ...

Но вопрос опять же взлетает и зависает как прежде - можно ли обсуждать гениев?.. Наверное, можно, потому что они были люди и поступали как люди, и вокруг них были люди.

...Что касается Цветаевой, тот тут всё ещё сложнее, тут любовь, граничащая с безумием,
с ней невозможно было, видимо, находиться рядом - она сжигала своей любовью всех дотла и ненасытная душа ее вновь искала объект -
выходит, что ее любовь тоже носила болезненный характер, и это сказывалось на всём.
Особенно это ярко видно на отношениях ее с сыном (куда уж ближе!..), который имел мало уважения к Марине как к матери,
и ценил только ее творчество, в остальном же томился, отстранялся и был переполнен собственным взлохмаченным эгоизмом,
который в нём усердно пестовала мать. Я читала дневники Мура - запредельно талантливый мальчик, начисто лишённый любви и сочувствия -
может ли один человек организовать пространство любви в другом, если сам болен и не понимает, что это?..

Пожалуй, Ахматова, одна из немногих из великой когорты смогла удержаться в вере, прощении, любви и отстраненности от времени и всего, что на грани, но, опять же - отношения с сыном были невозможны и сбиты, здесь чёрт ногу сломит разбираться...

Мне не даёт покоя ещё несколько исторических личностей, безусловно гениальных, но я думаю над этим. Вот, к примеру, Леонардо. Он прожил огромную жизнь в полном одиночестве, заперевшись от мира и суеты и до конца не утратил ни таланта, ни умственной вменяемости. Выходит, в его душе была огромная любовь, иначе он просто сошёл бы с ума. Где-то я читала, что чертежи летательного аппарата ему подсказали инопланетяне...))
Нууу, не знаю... Трудно в это поверить. Хотя, возможно, он был инопланетянин, засланный на эту планету в тот далёкий век...

Давно задумываюсь: почему же у поэтов, писателей личная жизнь зачастую как-то тын-дын-дын и «косяком», и примеров тому несть числа. Нет, это понятно, что уж что-то одно – если дал тебе Бог гениальность там или талант, то уж будь любезен и не вякай, у других и с этим-то туго. Тут можно по всем мировым именам идти – ну если тихо и осторожно: Франц Кафка и вообще не посмел жить рядом с любимой и после помолвки сбежал от неё, вдруг поняв с пронзительной ясностью, что нужно выбрать что-то одно: ну не сможет он всецело отдаваться и семье, и литературе (тут прямо по Раневской: «Семья заменяет всё. Поэтому, прежде, чем её завести, подумай, что тебе важнее: всё или семья» )

…Ну, кто же там, кто?.. А-а-а, Пришвин! Неожиданно на ум мне пришли дневники Пришвина, удивительные, надо сказать, дневники. Счастье, свалившееся на него в 67 лет, та настоящая и единственная любовь к Валерии Лиорко (которой, кстати, было всего-то 40) стала наградой за все годы мучительного ожидания взаимности и любви, того последнего счастья, которое он и не чаял уже встретить.

Когда-то в юности Пришвин был сильно влюблён в свою горничную – он мог, но не посмел приблизиться к ней, остро осознав, что навеки что-то в себе разрушит. «Если бы это произошло, — писал он, — я был бы другим человеком. Это проявившееся во мне качество души, как «отрицание соблазна», сделало меня писателем. Вся моя особенность, все истоки моего характера берутся из моего физического романтизма».

Впоследствии он, конечно, женится на одной крестьянке, но из этого не получится ничего хорошего, «Фрося превратилась в злейшую Ксантиппу», - пишет он в дневнике (вот, кстати – почему же у мудрейшего Сократа была именно она - недалёкая и сварливая Ксантиппа?... – уж не для того ли, чтобы Сократ сумел найти мудрость и любовь в самом себе, боясь потревожить на рассвете воду в колодце и ожидая, когда вода проснётся – он, испытывающий страдания, не мог причинить страдание ни одному живому организму – не только в этом, но и в этом кроется величие этого человека и его непознанность).

Пришвин не хочет, не может жить в дисгармонии и отправляется странствовать – по большому счету он глубоко несчастен - «Потребность писать есть потребность уйти от одиночества», - пишет он. Но на последний десяток лет судьба его всё-таки делает счастливым – развод проходит бурно, жене, с которой давным-давно сохраняется лишь видимость брака, он оставляет практически всё, на что она претендует, а сам поселяется в небольшой домик, почти флигель – со своей возлюбленной, где они прожили душа в душу 13 лет.

Получается, как ни крути, что с поэтом или писателем рядом должен быть человек определённого склада, любящий, не требующий, понимающий и разделяющий – да ведь не каждому, не каждому… - люди этого направления всегда отдают больше, чем получают, у них другие цели и энергозатраты, и если нет рядом бойкого продюсера, а больше они ничего не умеют, то, зачастую, судьба их -- еле –еле сводить концы с концами, в глубокой рефлексии и сомнениях.

Из современников на первый взгляд повезло Вознесенскому – да, может, и не на первый: тут-то как раз и произошло точное попадание – по крайней мере жена его, уже после смерти поэта, признавалась, что влюблённостей у Андрея было не счесть, но это нужно было понимать, ведь поэты иначе не живут…
Примера Льва Толстого и касаться не буду, не знаю и не задумываюсь над тем, что там было у него с босоногими крестьянками и как он улаживал отношения с женой – велик он был, потому и не прост, но ведь и прожил долго, значит, имел гармонию в душе не малую.

С любимым моим Чеховым дела обстоят тоже совсем не просто (простите, что прыгаю по временам и эпохам, это всего лишь вольное рассуждение) - «Женщина – везде пассивна. Она родит мясо для пушек. Она хороший врач, хороший юрист и т.д., но на почве творчества она гусь. Совершенный организм - творит, а женщина ничего еще не создала», - вот что пишет молодой, ещё только вступающий в жизнь доктор Чехов своему брату. Ладно, ладно, Антон Палыч, Вам простительно, Вы потом всё поймёте, когда влюбитесь по настоящему – но откуда у молодого, талантливого человека такие мысли?.. Да и женившись, он не может быть рядом с возлюбленной, семейная жизнь его изводит и утомляет. «Жена должна быть подобна луне, - как-то так пишет он. – её не нужно наблюдать часто».

Как известно, смерть не бывает случайной и не приходит просто так – не помню, кто из великих балерин (возможно, Павлова) танцевала во время гастролей за границей на площади как раз, когда в городе бушевала эпидемия холеры, и зашла потом в толпу восторженных и окрылённых её танцем людей и обнимала их, и при этом не подхватила никакой заразы, хотя все знакомые прочили ей неминуемое заражение, называя её поступок бессмысленным и бесшабашным – случайность?.. – вряд ли, - смерть сначала поселяется в душе, затем выскакивает извне пулей ли, болезнью, или несчастным случаем.

Ну вот, видимо, гармоничный чувак Евтушенко, тут я ничего возразить против этого утверждения не могу – следует собственным убеждениям и за своими порывами с горящими глазами, от детей не отказывается, которые появляются в итоге порывов, вон даже на Грушу теперь ездит, к бардам – за новыми впечатлениями…

Про художников я даже как-то и не берусь писать, они все, как правило, космические объекты – структура-то та же: успеть выплеснуть в мир то, что в тебе накопилось до твоего рождения столетиями – жизнь так коротка, а ты один, и столько отвлекающей суеты и, Боже мой, тебя так мало любят, так мало!.. (А когда придёт осознание, что ты не один и у всех - так – запал уже будет не тот и жизнь – к закату, к закату...)

…В своё время меня поразила история жизни и любви Николая Заболоцкого (гениального и недооцененного, по мнению Бродского), выжившего в лагерях только благодаря любви к своей жене Екатерине Васильевне Клыковой - женщине незаурядной и удивительной, всё выдержавшей, его дождавшейся и полностью поддерживающей поэта во всём.

Из лагеря Заболоцкий вернулся в 1944-ом году другим человеком – он замкнулся, не позволял никому ни слова говорить о времени и власти, запретил себе писать стихи и ушёл в переводы – и через какое-то время его жена уходит к соседу и другу семьи острослову Василию Гроссману (мысль возникает сама собой, что ей интересен был творец и поэт – тот, прежний Заболоцкий, так легко и на ходу сочинявший всё, от лирики до рыбы Камбалы: Меркнут знаки Зодиака/ Над постройками села/ Спит животное Собака/ Дремлет рыба Камбала/ Колотушка тук-тук-тук /Спит животное Паук/ Спит Корова, Муха спит/ Над землей луна висит…

- но его больше не было, был кто-то другой, кого она мало знала и понимала)… Правда, с Гроссманом она прожила всего год и, по настоянию Заболоцкого, попыталась возобновить с ним совместную жизнь, но из этого ничего не получилось: так и не осталась ни с тем, ни с этим. Заболоцкий начал писать стихи только после смерти Сталина, но остался одиноким и несчастным до конца своих дней и умер от инфаркта вскоре после возвращения к нему любимой жены.

…Ну, тут мне можно возразить, что счастливых людей вообще мало и рано народ умирает пачками – но меня не интересует сейчас народ как таковой, меня интересуют поэты, а точнее – счастливые поэты, долго прожившие в любви и гармонии – среди других людей, и музыкантов, и актёров, учёных, путешественников и вообще людей разных профессий я могу назвать немало счастливых и гармоничных пар и удавшихся судеб – а вот среди поэтов что-то затрудняюсь, как-то никто на ум не приходит…

Или, может быть, как раз всё дело в том, что именно у поэтов (а зачастую и у писателей), сдвинуто что-то там, внутри, и они сами бегут от счастья и разрушают свою душу то тем, то этим, чтобы потом из хаоса вылепить гармонию, а гармонию обратно перевести в хаос – потому как именно им, поэтам, а не кому-то ещё, необходимо всюду слышать «сумасшедший бред»…

И всюду сумасшедший бред.
Листами сонными колышим,
Он льется в окна, липнет к крышам,
Вздымает дыбом волоса...
И ночь, подобно самозванке,
Открыв молочные глаза,
Качается в спиртовой банке
И просится на небеса.

(Николай Заболоцкий)

Маша, а вот у Гофмана есть по теме:

"— Несчастный Леонгард втайне любил мою мать, и эта любовь, сама по себе безумная, довела его в конце концов до исступления и бешенства.
— Это значит, — проговорил Крейслер очень кротко и мягко, что случалось всякий раз, когда в груди его отбушевала буря, — это значит, что в груди Леонгарда жила не любовь артиста.
— Что вы этим хотите сказать, Крейслер? — спросила принцесса, быстро оглянувшись.
— Однажды, — отвечал Крейслер с кроткой улыбкой, — мне довелось побывать на довольно веселом, задорном представлении, где балагур-слуга обратился к оркестрантам с такой ласковой речью: «Вы хорошие люди, но плохие музыканты!» После этого я, как высший судия, живо поделил весь род человеческий на две неравные части: одна состоит только из хороших людей, но плохих или вовсе не музыкантов, другая же — из истинных музыкантов... Но никто из них не будет осужден, наоборот, всех ожидает блаженство, только на различный лад. Хорошие люди легко влюбляются в пару прекрасных глаз, простирают обе руки к обожаемой особе, на чьем лице сияют упомянутые глаза, заключают прелестную в круг, каковой все более сужается и наконец сжимается до размеров обручального кольца. Его они надевают на палец любимой в качестве pars pro toto [1], — вы несколько разбираетесь в латыни, не правда ли, светлейшая принцесса? — итак, в качестве pars pro toto, говорю я, как звено цепи, на которой и ведут жертву любви домой, в узилище брака. При сем они вопят во всю глотку: «О господи!» или «О небо!» Или же, если предпочитают астрономию: «О звезды!» Те же, кто склонен к язычеству, кричат: «О боги! Она, прекраснейшая в мире — моя! Сбылись самые пламенные чаяния!» Поднимая такой шум, хорошие люди воображают, будто подражают музыкантам, но напрасно, ибо у тех любовь совершенно иная! Случается, правда, что незримые руки внезапно срывают с глаз музыканта застилавшую их пелену, и он вдруг узнает, что ангельский образ, эта сладостная неизведанная тайна, безмолвно покоившаяся в его груди, опустился на землю. И тогда чистым небесным огнем, который лишь светит и греет, но никогда не опаляет сокрушительным пламенем, вспыхивает весь восторг, все несказанное блаженство высшей жизни, зарождающейся в недрах души, и дух музыканта в страстном желании протягивает тысячи нитей и оплетает ту, кого он увидел, и обладает ею, никогда не обладая, ибо страстное томление его остается вечно неутоленным. И это она прекраснейшая, она сама и есть та волшебная, воплощенная в жизнь мечта, которая, сверкая, изливается из недр души артиста светлой песней, картиной, поэмой... Ах, милостивейшая принцесса, верьте мне, верьте твердо: истинные музыканты своими плотскими руками и выросшими на них пальцами только и делают, что творят, — то ли пером, то ли кистью или чем иным; к возлюбленной они в действительности простирают лишь духовные нити, без рук и без пальцев, которые могли бы с подобающим случаю изяществом взять обручальное кольцо и надеть его на тоненький пальчик своего божества; тут, следовательно, нечего опасаться мезальянса и, пожалуй, вполне безразлично, будет ли возлюбленная, живущая в груди артиста, княгиней или дочерью простого булочника, лишь бы не была индюшкой. Такие музыканты, полюбив, с божественным вдохновением создают дивные творения и никогда не погибают жалкой смертью от чахотки и не сходят с ума. Вот почему я ставлю в вину господину Леонгарду Этлингеру, что он дошел до такого неистовства, тогда как он мог, подобно всем истинным музыкантам, любить светлейшую княгиню сколько душе угодно, без всякого ущерба!"
"— Что же касается любви артиста, той, что я пытался вам сейчас описать, то у вас, милостивейшая принцесса, перед глазами тяжелый пример господина Леонгарда Этлингера: он был музыкантом и жаждал любви, какая бывает у хороших людей, вследствие чего светлый разум его несколько помутился, но именно потому я и полагаю, что господин Леонгард не был истинным музыкантом. Те носят избранницу в своем сердце и не желают ничего иного, как петь, слагать стихи, писать картины ей во славу, их изысканное поклонение можно сравнить с галантностью рыцарей, но их помыслы еще чище, ибо они не столь кровожадны, как рыцари: те для прославления дамы своего сердца протыкали копьем и повергали в прах достойнейших людей, если не попадался под руку какой-нибудь дракон или великан."
http://yandex.ru/clck/redir/AiuY0DBWFJ4ePaEse6rgeAjgs2pI3DW99KUdgowt9XvqxGyo_rnZJpNjfFDg3rini2WPbd1CHTSw7SwN1U-ABpsriuwL6ZAFcGqi5YVFOcOuofB6dzNMrLDftlZGzpfitzNyPwBIq9d6K1aa-5xycQ5QcC5PkeZSg3Nr9eakaPAEHJXQlveaFcTANPOyKkgn?data=UlNrNmk5WktYejR0eWJFYk1LdmtxbU10eTFtX1JJUFB6WVAtOF9pT1BmRmNjVTZMUmZXQnQtS0dtaVNZSG44RnJORzJ2U282TEVxZ1lydnQ4Uzg3UElfRjlnY2RDaVh1eGNoUHg5VmtnTk5oNVk5c1VKYWpIcG1Sei1IT2J3MXh2SVFoNEh0QTBhdw&b64e=2&sign=9c7133334a3890b3445deda8b81fc62c&keyno=0&l10n=ru

Мне кажется, что-то в этом есть.