Таёжный сказ 3

Ранним субботним утром раздался звонок в дверь нашей служебной квартиры, где спокойно спали после пятничной дискотеки и ночного преферанса мы - трое командированных из Москвы. Гостей никто из нас не ждал, поэтому открывать никто не пошел, но звонок не унимался. Я не выдержал первым и, поминая звонящего и моих соседей теплым не злым словцом, поплелся к двери. За дверью стояла симпатичная молодая женщина, одетая как-то по-деревенски: в кирзовых сапогах, в стеганой куртке, цветастом платке. Она явно смущалась: «Простите, Бога ради. Я от Кудрявцева» - голос у нее был низкий, грудной, а говор сибирский, она как-то мягко оглушала окончания.
Она старалась не смотреть на меня, и я осознал, что стою босой, замотавшись в простынь.
- «Я сейчас, да вы проходите на кухню». Я метнулся в комнату, накинул спортивный костюм и быстро прошел на кухню, уже на ходу соображая, что приглашать туда гостью было опрометчиво. Назвать то, что творилось на кухне после нашего ночного загула, беспорядком было очень мягко. Это был классический холостяцкий бардак, присутствовали все неотъемлемые детали: пустая стеклотара, грязная посуда, окурки везде и прочее, а довершал картину свисающий из-под крышки чайника полосатый носок.
Но гостья, казалось, ничего этого не замечала. Упорно глядя в пол, она спросила : « Это вы, Андрей? Кудрявцев сказал, вы можете помочь. У меня муж обезножел, в больнице сказали, уж не встанет . Может, глянете, мы тут недалёко, в Моргачевке , на лодке-то мигом. Да вы и мужа моего знаете, Сергей он – электрик с первой смены»
Сергея я действительно знал и слышал, что он неудачно упал с кедра, но что с ним конкретно произошло, представления не имел. Я старался не афишировать в Саянах то, что занимаюсь мануальной терапией, и брал со всех, кому помогал, честное слово, что они никому ничего рассказывать не будут, разве что, в крайнем случае. Видимо это как раз и был такой случай, если Игорь прислал ко мне. « Дайте мне несколько минут, только умоюсь и оденусь» Пока я умывался и собирался, на кухне что-то происходило, и когда я заглянул туда, чтобы забрать гостью, то обомлел – это была не наша кухня, то есть наша, но до нашего заезда в квартиру. Совершенно не понятно, как можно было вычистить эти авгиевы конюшни, не повернув сюда Енисей, да еще за каких-то десять минут. «Так может, вы хоть перекусите» сказала гостья, по-прежнему глядя в пол. О еде я не мог даже думать: «Да нет, потом, едем. А зовут-то вас как?», « Да, Таисия я, муж Таей зовет». До лодки дошли минут за пять. Управлять лодкой на быстром течении Енисея не каждый мужчина сможет, но Тая делала это легко, даже как-то отстраненно, думая о чем-то своем. Минут через двадцать лодка резко свернула к берегу и заскочила в прокопанную протоку, мы были на месте.
Дом Сергею достался от родителей, не новый, но вполне справный. В доме пахло хлебом, молоком и какими-то травами, очень приятно, что не часто встретишь в деревенских бревенчатых домах. Сергей лежал в комнате, глядя в потолок. На мое появление даже не отреагировал. За время болезни он сильно похудел, и я без труда взял его на руки и переложил на пол, куда Тая по моей просьбе бросила большое лоскутное одеяло.
Я осмотрел Сергея, ситуация была тяжелая, но не безнадежная.
-« Ты что тут помирать собрался? Жену перепугал. Работать будем долго и тяжело, через боль. Потерпишь?» Сергей впервые посмотрел на меня осмысленно: « Потерплю».
Я провел выходные в Моргачевке, и к концу второго дня был уверен, парень встанет, но работы еще много. Таисия кормила меня всякой вкусной домашней едой, но больше всего мне понравилась сметана. Густая, чуть желтоватая, больше похожая на масло. Ни до, да и никогда после не ел ничего подобного.
Я приезжал в Саяны еще два раза, каждый раз недели на три, и к весне Сергей встал, а в июне вышел на работу. Каждый раз я возвращался в Москву с рюкзаком, набитым доверху вареньем, солеными грибами, копченой рыбой, вяленным мясом и всякой удивительно вкусной снедью, которой неизменно снабжала меня Таисия.
Наконец-то мне удалось подгадать командировку к зимнему сезону охоты. Снаряжение было давно готово и ждало меня в гараже одного из моих приятелей. О доставке припасов на зимовье я позаботился заранее, договорился с двумя такими же, как я, охотниками, чьи участки были по соседству с моим. И мне с оказией, вертолётом, забросили на зимовье всё, что я попросил. Мысль о том, что не придётся тащить на себе лишние пятнадцать кило, очень согревала. Плохо было то, что пойду без собаки.
Своей лайки у меня не было, и я пару раз ходил в тайгу с лайкой своего приятеля Анатолия. Собачка была замечательная, но в этот раз Толя сам уходил в тайгу одновременно со мной. С Толиной собакой была одна забавная история : собака заболела и надо было её везти в Москву на операцию. Так вот для перевозки в самолёте ей был выписан паспорт, где в графе кличка было написано Лапин ( это фамилия Толи) сука рыжая.
В Черёмушки я добрался без приключений, маршрут обычный: Москва - Абакан - автовокзал- Черёмушки. В служебной квартире оказался один и наслаждался тишиной и покоем. Работал в две смены, чтобы освободить время для охоты, и сил оставалось только на сон. Так что отсутствие компании было очень кстати.
План командировки был выполнен, и утром ребята подбросили меня на перевал, откуда до зимовья было часов шесть хода на лыжах. С погодой повезло, снегопада давно не было, и снег хорошо держал. Дошёл засветло, затопил печь, разобрал вещи, проверил запасы и сел пить чай. Избушка маленькая, и печка прогрела её быстро. Ночь была тихая, только звук снега, падающего время от времени с крыши зимовья, нарушал тишину.
Утром началась охота. Охота в тайге - это совсем не то, что воскресная охота где-нибудь в лесах средней полосы. Это каждодневный приятный, но тяжёлый труд. Нужно добыть себе мясо для пропитания, значит надо поставить ловушки на зайчишку или попробовать добыть птицу, вот и проходишь не один десяток километров, пока не поймешь, где в этом году обитает дичь. Попутно стараешься добыть белку и куницу - план по пушнине надо выполнять. Для плана нужен ещё и соболь, но на моём участке этот зверь не держался, и я каждый год покупал шкурки для сдачи у знакомых, более удачливых охотников. Каждая шкурка стоила 30 рублей. Был, правда, на моём участке один соболь и жил недалеко от зимовья, но все попытки добыть его были тщетны. У него была целая система ходов в лежащих под снегом старых стволах, и он обманывал собаку и меня, как хотел. А уж взять его без собаки и думать было нечего. После двух сезонов безуспешных попыток я прекратил на него охотиться, и мы даже подружились. Я оставлял ему кусочки мяса, а он, почти не прячась, забирал угощение.
Дни пролетали незаметно, через неделю уже можно было сказать, что охота состоялась. Добыл то, за чем приходил - кабаргу. Кабарга - небольшой оленёк, у самца клыки торчат из-под губы, как маленькие бивни. На добычу надо было получать разрешение, зверь охраняемый. Зверя бил не из-за мяса, и уж, конечно, не для удовольствия. Удовольствия от убийства зверя не получал никогда и никогда не охотился для забавы. Промысел помогал выжить и был существенным довеском к зарплате с.н.с. У самца кабарги есть мускусная железа, вот она-то и была заветной добычей. Перекупщики всегда ждали моего возвращения и давали за одну такую железу 300 рублей. Мясо, конечно, тоже не пропадало, его потом забирали мои приятели, а я всегда мог рассчитывать на отличные пельмени.
Утром я решил пойти снять ловушки, мяса было вдоволь и зря губить зайчишек не хотелось. Погода стояла отличная: солнце и безветрие. Решил сделать большой круг, заглянуть перед окончанием сезона в несколько отдаленных уголков, куда не было времени зайти раньше. Когда я вернулся к зимовью, начинало темнеть, и тут меня ждал не очень приятный сюрприз - я увидел чужую лыжню, у меня были гости. Закон тайги - не подходи к чужому и не подпускай к себе. Я никого не ждал и потому сразу же насторожился. Сбросил мешок, перезарядил ружье, сменив патроны с бекасиной дробью на картечь и залёг понаблюдать за зимовьем. Судя по всему, гость был один, и он вовсю хозяйничал в избе. Печь топилась, обе керосиновые лампы были зажжены и горели вовсю. Стемнело быстро, и я, убедившись, что за спиной никого, подкрался к избе, держа ружьё наготове, и заглянул в окошко. В доме была женщина. Она хлопотала у печи, и я услышал запах борща. Я не мог понять, кто это, но тут она обернулась и я узнал Таисию. Меня сразу отпустило, я вернулся за мешком и уже без опаски подошёл к двери. Дверь распахнулась, видно, Таисия услышала мои шаги. "Ну, здравствуй, Андрей" - сказала она так, как будто мы расстались этим утром. "А я слышу, подошёл, вроде, а в дом-то не идёт. Видать, скрадывает меня, ну оно-то и верно, мало ли что".
Я не видел её года два. Знал от ребят, что она овдовела. Тайга всё-таки забрала Сергея, он утонул на рыбалке. Я сразу вспомнил её говорок, Таисия окала, но не так, как волжане. Она растягивала звук и как-то интонировала его, и от этого речь её делалась певучей и нежной.
"Ну, давай обедать будем. Я тут борща наварила. Помню ты любишь, и сметаны нашей принесла". Я представил , как она шла шесть часов, с мешком за спиной, в котором были укутаны продукты. Она принесла две краюхи домашнего хлеба. Он был горячим, когда Таисия упаковывала продукты, и не дал замёрзнуть ни овощам, ни сметане.
Всё происходящее было странно и не реально. Я молчал, ожидая, что же будет дальше. Но борщ пах так, что не было сил думать о чём-то ещё, кроме еды. Мы сели за стол. Таисия достала бутылку первача, разлила по стаканам.
"Давай Серегу помянем. Почитай полтора года, как ушёл." Выпили, молча. Я сразу заметил перемены в её поведении. Та, которую я знал раньше, не смотрела мне в глаза и вообще избегала смотреть на меня. Эта с порога разглядывала меня, словно хотела что-то понять. Вот и сейчас смотрела мне прямо в глаза и не отводила взгляда. "Спасибо тебе, Андрей! Ты ведь тогда мне мужа-то вернул. А то говорили, не встанет больше. Я же у него ружьё один день еле успела отобрать, не хотел обузой быть.
А потом, как пошёл-то, прямо как другой стал, то цветов мне нарвёт, то подарок какой принесёт просто так , не к празднику. Жаль только, не долго Бог дал."
Она всё говорила и говорила. Рассказывала про то, как жила одна с детьми, как позвала к себе жить свою мать, а сама устроилась на работу.
Голос её звучал тихо и напевно и меня, нагулявшегося за день по тайге, начало клонить в сон. Мне было тепло и уютно. В избе настоялся какой-то особый аромат, в нем смешались запахи борща, хлеба, горящей керосиновой лампы, чая с таежными травами, первача, прогретого дерева и какой-то приятно терпкий запах неизвестной мне травки, который появился здесь с Таисией.
"Однако заговорила я тебя. Да ты сиди, сиди", улыбнувшись, сказала она, заметив, что я пытаюсь встать из-за стола. Я, пожалуй , впервые увидел, как она улыбается. Ей это очень шло, улыбка у неё была такой, какая бывает только у добрых деревенских бабушек - одновременно и детская, и по-матерински мудрая, даже слегка печальная. Таисия прибирала со стола и что-то тихонько то ли говорила, то ли напевала. Сон прошел. Чтобы как-то преодолеть чувство неловкости, которое нарастало во мне, я вышел в сени, если можно было так назвать маленький тамбур между входной дверью и дверью в комнату, и снял со стены скатанный матрац, неизвестно кем и когда оставленный здесь.
"Ты, давай, устраивайся на лежанке, а я себе на полу постелю", и я начал отодвигать стол, чтобы освободить место для ночлега. Таисия погасила одну лампу и прикрутила фитиль у другой так, что она еле горела. Темнота сразу захватила углы, но в середине комнаты было довольно светло - ночь была такой же ясной, как прошедший день, и лунный свет, многократно отраженный снегом, проникал через окошко в избу и висел в комнате, как тонкое светящееся прозрачное полотно, из какого шьют шлейфы феям.
С пола почти не дуло, зимовье было занесено снегом по окна, и он не давал ветру пробраться в дом через неплотно пригнанные доски пола. Я разложил матрац, бросил пару старых одеял и вдруг ощутил, что Таисия стоит за моей спиной...
Я хотел обернуться, но она положила мне руки на плечи и не дала мне этого сделать. Ладони у нее были горячие и сухие, и приятно пахли той самой неведомой мне травой. Не знаю, сколько мы простояли так, пока она не сказала тихо и напевно: « Поспи со мной». Я резко повернулся, а она хотела повернуть меня за плечи, и оттого, что наши движения совпали, нас качнуло навстречу друг другу... Мы стояли, обнявшись в лунном свете, как два привидения – Тая в белой до пола рубашке, вся прозрачная и нереальная, и я, почти раздетый, как будто светящийся изнутри, так бывает, когда подносишь ладонь к лампе и, кажется, что свет идет сквозь тебя.
Не знаю, сколько мы простояли так, молча. Я почувствовал, что плечо моё стало влажным, и понял, что Таисия беззвучно плачет.
«Прости ты меня, Бога ради! Всё думала, как это будет, а теперь вот не могу. У меня же после Сереги и не было никого. Всё одна, да одна. На деревне языки злые, так замажут, и не отмоешься. Да и не могу я просто так. А про тебя думала. Знала, что приезжал, да всё случая не было свидеться. Ты зла-то на меня не держи».
Она всё говорила и говорила. Мы сели на лежанку, она положила мне голову на плечо и рассказывала о чём-то своём, то смеясь, то плача. И всё благодарила меня за что-то, за то, что выслушал её или за мою сдержанность.
Когда я проснулся, Таисии уже не было. Я выскочил на крыльцо. Ярко светило солнце, не было ни ветерка, снег сверкал и переливался миллионами огоньков. Всё случившееся казалось сном, и только свежая лыжня, уходящая от дома, говорила об обратном.
На душе было чисто и светло, как и везде вокруг, чисто и светло…