Зимний венок сонетов

1.
Привычна тяжесть крыше черепичной,
Приятен груз пуховых одеял.
Достану ненаглядной черевички,
Каких никто вовеки не видал.

Мне светит месяц острыми рогами.
Я не дремал и не считал овец.
Понес меня журавлик-оригами
Прямым путем царице во дворец.

С моей голубкой вместе постарели,
Ни разу не жалели ни о чем.
А за стеной выводит тихо трели,
Зовет подругу милую сверчок.

А мы сидим в уюте и молчим.
Огонь играет в ласковой печи.

2.
Огонь играет в ласковой печи,
потрескивая, щёлкая… Мурлычет
пушистый о кошачьем. Помолчим,
оставив сокровенное о личном.

Послушаем, о чём нашепчет снег,
искрящийся в пролётах заоконья,
о чём сопит в густом берложьем сне,
посасывая лапу, бурый соня.

О чём притихший думает сверчок,
и скрипнула у входа половица,
под спицами стучит разгорячён
олень лесной серебряным копытцем.

Находишь этот вечер непривычным?
Сегодня снег обильней чем обычно.

3.
Сегодня снег обильней чем обычно,
Из облаков просыпался февраль.
Зима в гостях и смотрится отлично,
Повсюду её фирменная шаль.

Нет повода для грусти и унынья,
За холодом всегда идёт тепло.
Оттают замороженные крылья,
И мы взлетим под синий потолок.

На небе ждёт улётная погода,
Заварим трав и выпьем на двоих,
Жаль то, что замурована природа,
А голос детства невозможно тих.

Финальный ужин сварен и налит,
И черный чай особенно горчит.

4.
И чёрный чай особенно горчит,
Когда его завариваешь ночью.
Как хочется порой найти ключи
От января и зиму обесточить.

Короткий день помят и истощён,
Подглядывает в форточку украдкой,
А ветер дразнит: - Ну давай ещё!
Засыпем снегом детскую площадку,

Соседний сквер и серое шоссе!
- Без витамина Д держаться трудно, -
Роняет день, на корточки присев,
Вдыхая смог и снег не полной грудью.

- Порядком мегаполис обескровлен, -
Вздыхает лес в безмолвии суровом.

5.
Вздыхает лес в безмолвии суровом,
Скрипя стволами сосен на ветру.
Петляет след под сумрачным покровом —
Какой зверёк здесь рыскал поутру?

Наверно, белка... Их у нас немало —
Проворных, осторожных, не ручных.
Луча дневного тоненькое жало
Пронзает кроны, но не греет их.

Здесь снежный плен, и глушь, и дичь лесная,
А у тебя из дома — виден дом,
Лишь воробьёв нахохленная стая
Щебечет точно так же за окном.

Зачем меж нами снег и холода,
Тебе и мне останется гадать.

6.
Тебе и мне останется гадать,
Как отзовутся в сердце эти зимы.
Они порой слагаются в года,
Непостижимы и невыразимы.

Я мысль держу, как птенчика, в горсти,
С руки кормлю, пусть к небу улетает.
Есть времена, когда снегам мести,
Есть времена, когда сугробам таять.

Не знаю, нам какие суждены,
Нам не дано понять времён излуки,
Но нам дано мечтать и видеть сны,
Под белыми сугробами разлуки.

И мы с тобой подозреваем оба,
Какие сны томятся под сугробом.

7.
Какие сны томятся под сугробом,
Пушистым, чистым, с искрами мечты?
Морозец ходит по скрипучим тропам
И сторожит наш мир от суеты.

Под тихий шёпот пляшущих снежинок
Глядит луна в девичие окно,
Не ведая ни лести, ни ужимок.
Она одна уже давным-давно.

Мерцает звёздами ночное небо.
Под утро их слизнёт заря.
А с ними сны и всяческие требы.
Но всё же ночь была не зря.

Скрывают сны всё новые снега,
А по весне растают без следа.

8.
А по весне растают без следа
Все зимние невзгоды и печали;
Снега сойдут, и талая вода
Покажет путь – и нас в его начале.

Мы стужу пережили под замком,
Наружу даже носа не казали,
А вышли – всё бегом, всё кувырком,
Всё суета, как будто на вокзале.

Не только мы – всё сущее в пути
Навстречу, несомненно, лучшей доле.
Почти забыв о жизни взаперти,
Идём, дивимся обретённой воле

И наблюдаем, как, шустры и бойки,
Снуют в ветвях запасливые сойки.

9.
Снуют в ветвях запасливые сойки,
Синицы у кормушек гомонят
И воробьи, отчаяны и бойки,
Привычно будят сонную меня.

Небесной манны выпало в избытке.
И я оставлю леность на потом -
Расчистив снег от дома до калитки,
Очищу мысли маленьким трудом.

Казалось - жизнь возможна только летом,
Наполненным дарами до краёв.
А нынче полюбилось даже это
Затворничество зимнее моё.

Окрашивая в красное закат
Рябиновые бусины горчат.

10.
Рябиновые бусины горчат,
Но косточкой сигналят не двояко –
За лесом (не за садом) ждёт бельчат
Подобие измявканной собаки.

Затисканной луной струится боль.
Кривится речь, подверженная слову.
Рябиновые ночи, алкоголь
И полраспятья к Рождеству Христову.

Рябинчатые залпы кутерьмы
Отшепчут буквы, выжатые слогом.
Ты ищешь необъявленной зимы
И Новый Год считаешь эпилогом.

Шипят снега, как барышни у стойки:
Мы ветрены, но мы морозостойки.

11.
Мы ветрены, но мы морозостойки,
Коньками нарезая вензеля,
Мы мчим по Гоголю залетной птицей-тройкой
На свадьбу молодого февраля,

А может День Святого Валентина,
Да был бы повод к праздничной гульбе!
Не бойся, я от ветра не остыну
В своих любвепристрастиях к тебе.

Наш том второй, пожалуй, не написан,
А значит, нам и нечего сжигать.
Укутай в шарф ненужные капризы,
Они - всего лишь мелкая пурга.

Как чисто колокольчики звучат,
Пока в сердцах надежда горяча.

12.
Пока в сердцах надежда горяча
И теплится огонь в твоих ладонях,
Возможно всё, о чём и не мечтал
Во сне и наяву в пределах дольних.

Пока к земному чувством не остыл,
Но горний мир уже не за горами,
Раскрашивай белёные холсты,
Оттачивая собранные камни.

Дыши, пока не молкнут голоса,
И глаз оттенки года различает,
И дерево растёт, и полон сад
желаний… и к обеденному чаю –

Дымок над очагом, завитый в кольца…
Горит, переливаясь, снег под солнцем.

13.
Горит, переливаясь, снег под солнцем,
но скоро превратится в злую слякоть…
Февраль – не повод на вокзале плакать:
не каждой по судьбе красавчик Вронский.

Непротрезвевших будит звон трамвая,
бежит спортсмен советский по Садовой,
поэт бездомный смотрит беспокойно -
ни улиц, ни людей не узнавая.

Чернила высохли. Литература
пылится, уступая место клипам,
земля опутана всемирным гриппом,
и тучи на границе ходят хмуро.

Есть много что сказать для стихотворца -
зима ещё не выпита до донца.

14.
Зима еще не выпита до донца,
Но февралю назначено уйти.
А нам от межсезонья достаётся
Капелей ледяной аперитив.

Мы в городе, застрявшем где-то между
Зимой и летом, день привычно сер.
Лежат, не распакованы, надежды
В забытом багаже на полосе,

Тоскующей по шумным самолётам.
Куда лететь, когда закрыто всё,
А дом нас провожает на работу,
Заборами запретов обнесён,

Сутулится от груза жизни личной,
Привычна тяжесть крыше черепичной.