О небе

#  1: Я оставлю тебя или Мост через Вечность

#  2: Лунатик

#  3: О счастье прогула и птицах обломинго

#  4: Мифо-логическое;)

#  5: Ночной набросок больного художника

#  6: Подсолнух

#  7: О стихах, дожде и отсутствии обратной связи

#  8: Не звёздная не-война

#  9: Хлеба больше, чем зрелищ...

# 10: Про «облако в штанах»

# 11: Вечерняя Москва;)

# 12: Беркут-сокол

# 13: Шутка-сказка про дракончика

# 14: Ежели вдруг...

# 15: Редкая птица

# 16: Вода дала, вода взяла

# 17: В этом городе...

# 18: О границах Внутренней Монголии

# 19: Летнее, полусонное

# 20: Зоо-логическое. Вид из окошка ICQ

# 21: Солнечный удар

# 22: Музыка

# 23:  Вдогонку ночному разговору

# 24: Дождь

# 25: Лечь на дно. Сюр (с недосыпу)

# 26: Ещё одно яблочно-вишнёвое

# 27: Погодно-праздничное

# 28: Роман с кофе

# 29: Я могла бы...

# 30: Собственническое

# 31: Пунктуация

# 32: Мотылёк

# 33: Говори...

# 34: Город Наладонник

# 35: Мания преследования

# 36: Альстермерии

# 37: Берег

# 38: Жара оранжева

# 39: Матрица в камере

# 40: С осторожной нежностью стеклодува...

# 41: Белка и Стрелка

# 42: ПредчуДствие

# 43: Дробный и систематический анализ

# 44: Музыка в автомобильной пробке

# 45: О нервных окончаниях

# 46: В моём саду – такая тишина…

# 47: Кругосветка

# 48: Серая башня

# 49: Вечер-акварель

# 50: Визионерское с перекрёстком и ангелом

# 51: Мальчик со мной

# 52: Шептать

# 53: аабввгбдгд

# 54: Глоток

# 55: Дирижабль

# 56: 3 августа

# 57: Концентрированный август

# 58: Бегущий дом, сшитые рукава

# 59: Совсем чуть-чуть

# 60: Куртка

# 61: Чемоданчик

# 62: Мобильная связь

# 63: Окно с котёнком

# 64: Белый щенок спаниеля

# 65: Праздники

# 66: Твой стеклянный шар

# 67: И сорвали чёрну шапку...

# 68: В этот день...

# 69: Отпуск зимой

# 70: Бабочка в телефоне

# 71: Март

# 72: Я говорю

# 73: Бег в мешках

# 74: Автомобиль

# 75: Было-будет

# 76: Песнь об улетающей кровати

# 77: Музыка грохочущей бочки

Я оставлю тебя или Мост через Вечность

Я оставлю тебя. На холодном, случайном рассвете.
Будто с пальца кольцо, потеряюсь, свалюсь, соскользну.
Будешь дальше глотать без меня горький липовый ветер,
Без меня, без меня будешь праздновать эту весну.

Пусть неясно, кто дичь, кто охотник, но я убегаю.
Оставляю тебя – там, где лес, тишина, соловьи –
Жадно пить натощак ветер с привкусом воли и гари:
Это где-то горит вечный мост твоей прежней любви.

Без меня, без меня солнце золотом ляжет на синем.
Без меня ты поймешь, что зола – это только зола!
Я оставлю тебя: я тебе не нужна, не-по-сильна...
Да никто и не знал (даже ты!), что я рядом была...
8 апреля 2005

Лунатик

Это не циркач на канате дразнит перепуганный зал.
Это на карнизе – лунатик. Спит он. И закрыты глаза.
Чудо происходит нечасто: в ночь при ясной полной луне
Избранным даруется счастье – выйти прогуляться во сне.

Слишком тяжело одеяло... В небе свет зажгли, как свечу.
Выйти на карниз – это мало. Он теперь скользит по лучу.
Он идет и что-то бормочет. Может быть, читает стихи.
Всё сегодня так, как он хочет! Восемь этажей – пустяки.

Слева от него – только стенка. Справа – лишь обрыв в пустоту.
Боже! Он танцует фламенко, чуть держась рукой за уступ!
Свет его пьянит и морочит, в душу серебро льёт ковшом.
Вспомнит ли потом эту ночь он? Вспомнит ли, как жил хорошо?

Чем-то этот образ мне близок
в нынешней моей полосе...
Может, это я – на карнизе,
глупо-не-такая-как-все?

Странному доверившись свету,
к стенке прислонясь, как к плечу.
Кажется, играю в поэта,
глаз же открывать не хочу.

Снизу чьи-то скалятся рожи.
Справа – лишь обрыв в пустоту.
Сплю я. Не буди, мой хороший!
Или... Или я упаду...
26 апреля 2005

О счастье прогула и птицах обломинго

Вечно ждём чего-то: кайфа, драйва, дринка
И раскачиваем чувства колыбель...
Не синицы, не грачи и не фламинго –
Над землей летают птицы обломинго,
И вращается Земля, как карусель.

Тот ли он – аттракцион, куда мы сели?
Обломинго, это вы кричите: "Кар!"?
Только я сегодня спрыгну с карусели
И отпраздную прогул, как новоселье –
Хоть на время, но покинув луна-парк.

Обломинго, величавые в полёте,
Свысока глядят на грешную Москву.
Обломинго, вы потом меня найдёте,
В круг вернёте или просто заклюёте...
Но сегодня – я не ваша. Я живу!
11 мая 2005

Мифо-логическое;)

Клото, оставь свою прялку –
Дай полюбить на авось!
Всё ты запутала, парка.
Дай догореть до огарка
Или промокнуть насквозь.

Сердце моё неумело.
Руки мои голодны.
В круг мой, очерченный мелом,
Падает ветка омелы,
Дразнит дыханьем весны.

Дайте из круга мне пропуск!
Дайте мне шанс на полёт
В небо, а может быть, в пропасть...
Клото, Лахесис, Антропос –
Кто
нас с тобою
сведёт?
15 мая 2005

Ночной набросок больного художника

Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч и зряч...
(М. Цветаева)
Опускается ночь, как топор палача.
Это значит, с тоской уже точно не сладишь.
На гитаре на улице тихо бренчат.
Сумасшедший художник творит по ночам.
Он рисует, как ты по щекам меня гладишь.

Так не модно сейчас. Нынче век торопыг:
Все торопятся жить и в гармонии слиться
С пылу с жару... Нет жара. Уместен ли пыл?
А слепые по-прежнему водят слепых...
Иногда они гладят друг друга по лицам...
20 мая 2005

Подсолнух

Всё я голову к свету хочу повернуть, как подсолнух.
Неразумно. Разумнее спрятаться в тёмной траншее.
Что такое любовь? Пароксизм, наваждение, сполох?
Страх расстаться и страх, словно гиря, повиснуть на шее.

Как подсолнух дурной, под лучи подставляю я тело.
Солнца нет – под луну, под свеченье её восковое.
Мой загар – от луны. Он становится сливочно-спелым.
Как подсолнух-дурак, вслед тебе я кручу головою.

Я в порыв твой не верю, как в дар вероломных данайцев:
Если ласков сейчас, значит завтра ты будешь жестоким.
Но проклятая нежность, как ток, бьёт из кончиков пальцев...
Заземляюсь в стихах,
чтоб тебя не ударило
током.
22 мая 2005

О стихах, дожде и отсутствии обратной связи

Общаться стихами – привычка плохая.
Вдыхаю я дождь и стихи выдыхаю.
Ты их не читай, не вставай со мной рядом,
Иначе отравишься медленным ядом –
Парами дождя, что никак не стихает:
Наш город, как пьяница, не просыхает.

Мне мысли и волосы путает ветер.
Закрытые двери срываются с петель.
Прозрачны и настежь распахнуты окна.
И я не заплачу и даже не охну,
Когда по словам моим,
слабым, как дети,
Хлестнёшь ты
молчания
длинною
плетью!
30 мая 2005

Не звёздная не-война

Не сыпьтесь на голову мне, приключения,
А то вы меня постепенно придавите.
У нас не война, а маневры, учения.
А раз не война, значит, нет и предателей.
...Количество дней меж звонками и письмами
Уже превышает границы разумного.
Земля обезвожена. Жизнь обес-смыслена.
Уходишь, как вор, ты походкой бесшумною
Из снов и стихов моих...
Это учения.
...Как вор, осознавший, что брать-то и нечего...
Не видя, смотрю в это небо вечернее.
Войска мои целы. Тылы обеспечены.
Меня не убило и даже не ранило.
...Не в той мы с тобой повстречались Галактике...
Не видя, смотрю в темноту эту раннюю.
И скоро
я стану
отличником тактики.
6 июня 2005

Хлеба больше, чем зрелищ...

Хлеба больше, чем зрелищ, хотят.
Варят, парят и жарят. Коптят.
Над Москвой поднимается чад.
Посмотри, мои строчки кричат:
Не захлопывай небо, как крышку!
Не дышать – это все-таки слишком.
Посмотри, ты здесь тоже чужой.
Ты как я – за чертой, за межой.
И тебе здесь мешают дышать.
Бьётся в горле – ей душно! – душа.
И не надо ни зрелищ, ни хлеба.
Отзовись! Не захлопывай небо.
17 июня 2005

Про «облако в штанах»

...не мужчина, а – облако в штанах!
(В. Маяковский)
А я не умею вовремя сказаться сушёной воблою.
И в дождь не умею вовремя спасительный вынуть зонт.
Другим достаются Муромцы. А мне достаётся
облако,
Шальное такое облако,
закрывшее горизонт.

А я не умею вовремя от слабости падать в обморок,
Цепляясь – по праву слабого – за сильного локоток.
Других защищают рыцари. Меня защищает
облако.
Лохматое это облако
свободы сулит глоток!

А я не умею вовремя ни кожи сменить, ни облика.
Змея из меня, наверное, была бы не первый сорт.
Другие взывают к разуму. А я вот
взываю к облаку:
Давай полетаем, облако!
Спустись со своих высот.
22 июня 2005

Вечерняя Москва;)

Хоть вроде не бездомные
                                   и даже не бездумные,
Глаза у них - бездонные,
                                 а руки - как безумные.
И сколько, сколько, сколько их,
                                          подстреленных соколиков,
Сидит в машинах парами
                                  с погашенными фарами?

Подстрелены соколики:
                              им вместе сладко бредится.
Рука в руке - как школьники.
                                      Никак домой не едется,
Туда, где словно в крепости,
                                       всё ждут и ждут их к ужину
Те, что им по нелепости
                                 положены и сужены...
29 июля 2005

Беркут-сокол

Покружившись, словно сокол или беркут, -
Орнитолог объяснил бы вам точней -
На добычу камнем падаю я сверху,
Видя цель, ни скал не видя, ни камней.

Только если промахнётся беркут-сокол,
Участь птицы незавидна и страшна:
Разобьётся, сбрызнув перья красным соком.
Кровь практически на чёрном не видна.

Промахнуться может сердце, но не разум.
Вниз лечу с небесной кручи голубой.
Всё рассчитано по дням и лунным фазам:
Круг, парение, удар - и я с тобой!
4 сентября 2005

Шутка-сказка про дракончика

При чём тут «любовь», «назначение», «польза»?
Дракончик был маленький и теплокровный.
Летал он значительно лучше, чем ползал.
Мы были роднёй, а возможно, и ровней.

Возник он – поскольку был дружен с водою –
Из бисера слёз, из дождей заоконных.
Высокая влажность являлась средою
Питательной для
появлений драконов.

Он был фантазёром, задирой, нахалом,
Таскал за спиною тяжёлые крылья.
Когда волновался, огонь выдыхал он,
А когти, как землю, линолеум рыли.

Он видел не дальше драконьего носа
И утром не помнил о сказках вчерашних.
Над башней моей он как знамя вознёсся…
Теперь я, наверно, останусь без башни.

Его отбирают – зелёное знамя,
Похожее чуть на воздушного змея.
Мне надо забыть всё, что делалось с нами,
Но я почему-то забыть не умею.
1 октября 2005

Ежели вдруг...

Как захочешь избавиться, сразу скажи,
Не таи эту важную весть.
Ось земная скрипит, от натуги дрожит,
В небе булькает звёздная взвесь.

Как захочешь избавиться, сразу скажи:
Я ответные меры приму --
Я запру все замки, разгоню миражи,
Заточу себя в дом, как в тюрьму.

Как захочешь избавиться, сразу скажи.
Отойду без вопросов и склок.
Все тарелки побью, ну а вилки-ножи
Все в один завяжу узелок

И заброшу куда-нибудь на антресоль,
Чтоб меня не вводили в соблазн...
Заведу себе пса, чтобы слизывал соль
С моих щёк, сновидений и глаз.

Как захочешь избавиться, сразу скажи.
Не ищу я лазеек и ниш.
Под созвездием Пса стану медленно жить.
А потом
ты опять
позвонишь.
16 января 2006

Редкая птица

Редкая птица долетит до середины Днепра.
(с) Гоголь
Я редкая птица, безумно мое оперение.
Я редкая птица, не Феникс и не Алконост.
Во мне сочетаются хищность, хорошее зрение
И глупый, павлиний, расправленный веером хвост.

Я редкая птица, мутант, отклоненье от нормы.
Я редкая птица, вам скажет любой птицелов.
И мне тяжело обходиться подолгу без корма,
А корм - это гроздья созвучий и зёрнышки слов.

Тут нечем гордиться. Так вышло: я редкая птица.
Я редкая птица, мне в Красную книгу пора.
Сама, добровольно не стану, конечно, топиться,
Но так и не ясно насчёт середины Днепра.
3 марта 2006

Вода дала, вода взяла

Вода дала, вода взяла…
И так же с водкой –
Она что даст, то непременно отберёт.
Не надо бить по зеркалам
прямой наводкой,
И так умрём – я это знаю наперёд.

Вода дала, вода взяла…
Надеть кроссовки
И выйти в дождь – без капюшона и зонта,
Промозглый ветер принимая философски:
Тепла ведь не было и раньше ни черта!

Вода дала, вода взяла
немного света,
Немного сил и позолоты божества…
Осталось главное –
дышать дождём и ветром
И рифмовать несовершенные слова.

Вода дала, вода взяла –
поток капризен.
Мы сбросим прошлое, как зимние пальто.
Героем нового романа будет физик,
Поскольку лирика без физики – ничто.
21 апреля 2006

В этом городе...

В этом городе дождик льёт,
Он идёт уже много лет.
В нём на вкус - алкоголь и лёд.
Он за мною идёт - след в след.

В этом городе клонит в сон.
Дайте кофе и круассан!
Поздно мыслящим в унисон
Про монашеский думать сан.

В этом городе радуг нет...
Всё затянуто... до длиннот.
Сочини обо мне сонет
Или песенку - в восемь нот.

Раз уж рёбра ломает бес,
Не рассчитывай жить на бис,
А с надеждою или без
Лучше просто в меня влюбись.
20 мая 2006

О границах Внутренней Монголии

Растворяется в алкоголе...
И тоска его ест с ножа.
Наши Внутренние Монголии
где-то рядом совсем лежат.

Может, нам на границе встретиться
(на черте неприступной) с ним?
Пусть прекрасную околесицу
он несёт. Над собой. Как нимб.

Может, словом и обезболю я
крик, что плещется в нём без дна?
Наши Внутренние Монголии...
Там охота запрещена.

Но в стихах каждый ходит голеньким...
Никому не желая зла,
в некрасивом многоугольнике
мы сидим по своим углам.

Не любовники: стыдно голыми!
За черту-то любой бы мог.
Только Внутренними Монголами
На границе закрыт замок.
8 июля 2006

Летнее, полусонное

Лето в полном разгаре.
День горбат, как трамплин.
С горьким смогом и гарью
Смешан в воздухе сплин.

Каждый сон всё бездарней.
Засыпать тяжело
В заповедниках зданий,
Отдающих тепло.

Хохотать или плакать?
Тот, что нынче влюблён, —
Свежевяленый лапоть
(Странен, прост и солён).

Мы совсем не похожи:
Он не смотрит во тьму.
И в любовники всё же
Я его не возьму.

Загорев, как мулатка,
Сдам сомненья в утиль.
О кирпичную кладку
Раскокошу бутыль,

Чтобы дом наш-кораблик
Плыл по этой жаре
Прямо к запаху яблок
Там, вдали, в сентябре,

Плыл к Медовому Спасу
И к осенней стерне,
Белый тюлевый парус
Раздувая в окне.
18 июля 2006

Зоо-логическое. Вид из окошка ICQ

Над нашей перепиской летает гриф «Секретно».
Черны у грифа крылья. Романтика, не правда ли?
Но он отравлен кофе и дымом сигаретным,
Живые не добыча. Питанье грифа – падаль.
И на полях вдоль строчек невидимые галки
Кричат безумно-громко про каждую ошибку,
Сфальшивленную ноту, в чужих колёсах палки...
А клячи разговора ползут себе не шибко.
Разрежен горный воздух. Гриф кружит над страницей.
Но клячи разговора всё время скачут в гору.
И если не сумеем с тобой остановиться,
Лошадок мы загоним в угоду разговору.
Гриф ждёт: а вдруг мы сдохнем? Он опытен и чёрен.
Тревоги с никотином ведут, известно, к язве.
Загоним мы лошадок, загоним, как Печорин.
Куда они везут нас? Ты сам не видишь разве?
25 августа 2006

Солнечный удар

Бывает солнечный удар.
Об этом грамотно у Бунина.
Вчера казалось – ерунда.
Сегодня – чистое безумие.

Бывает солнечный удар,
Когда прощание немыслимо.
Сбежать. Куда-нибудь туда,
Где воду носят коромыслами,

Где недоступен Интернет
И даже вышки нет билайновой,
Где зреют яблоки-ранет
И жизнь осознанно-внепланова.

Я так умею забывать
Глаза и губы, и знамения…
Я так умею целовать,
Забыв все прежние умения!

Но вот ведь… солнечный удар
И размягченье мозга явное.
Какого чёрта, как радар,
Ловлю волну на расстоянии?

Ослабь хоть капельку сигнал.
Сижу, захлёбываюсь волнами.
Друг друга звать по именам –
Пустяк. Но зовом всё заполнено.

Зачем зовёшь? Зачем, куда?
Покоя нет ни днём, ни полночью.
Осталось что? Держать удар –
Красивый, выверенный,
солнечный.
7 сентября 2006

Музыка

Я музыку слышу. И звуки слетаются стаей,
Как вОроны. Каждый вонзает заточенный клюв.
Звонки и маршруты весь вечер тасую, листаю.
Я занята. Очень. И я никого не люблю.

Листаю обрывки событий, ненужные лица,
И время, сжимаясь пружиной, меняет длину.
И рта твоего уголок, словно угол страницы,
Губами на память, на память, на память загну.

Подальше, подальше от всех, по нехоженым тропам –
В незрячесть, в которой – одно осязанье огня.
И это не сердце, а музыка скачет галопом,
И воронов стая уже превратилась в коня.

Как трудно вмещается всё это в буквы-дурашки…
Зачем говорить про потом, умирать наперёд?
И пальцы по клавишам рёбер бегут, по рубашке…
И музыка рвёт удила и барьеры берёт.
20 сентября 2006

Вдогонку ночному разговору

Суп наш не густ да и жемчуг мелок.
Пусть. Для стихов это даже лучше.
Чувства плетутся, но охромело.
Мы не на тех западаем, слушай!

Всё мы с тобой – на принцесс и принцев,
Тех, что с другими живут-не тужат…
Помощь не хочешь, идёшь на принцип.
В горло теперь мне не лезет ужин:

Знаю, что где-то сидишь голодным,
И за тебя мне, гусарик, страшно.
Столько разбили любовных лодок –
Можно из щепок построить башню.

Чувства плетутся из старых кружев.
Чувства плетутся, но охромело.
Мажут нас сажей. Никто не нужен.
Сажей – а надо бы охрой, мелом,

Тёплыми красками, мягким светом…
Жемчуг фальшивый. И суп не сваришь.
Будем друга друга кормить советами,
Бравый гусар, мой ночной товарищ.
24 сентября 2006

Дождь

Запрокинуть лицо, под дождь подставить,
чтоб касался он губ моих и шеи,
чтобы вместе с дождём лететь и таять,
безрассудно, безвольно, без решений,
чтобы дождь остужал и гладил кожу,
чтобы просто  дышать его дыханьем,
и дразнить и пугать собой прохожих…
Он моими теперь пропах духами -
этот дождь. Вы рукой на нас махните.
До костей я промокшая, смешная.
Дождевые меня связали нити.
Кто кого из нас пьёт – уже не знаю.
И в тумане осеннем, сладком, влажном
кто кого победил – неважно, да ведь?
Как и всё остальное. А только важно
запрокинуть лицо, под дождь подставить.
4 октября 2006

Лечь на дно. Сюр (с недосыпу)

Время летит, как Птица–Сломанное Крыло.
И пионер аллейный взял и допил свой горн.
Гипсовая девица, бросив в кусты весло,
с искренним изумленьем стала смотреть кругом.

Кто оживил их, слушай, в этот гнилой сезон?
Прежней эпохи монстров сдать бы в утиль пора?
Скачут они по лужам, топчут они газон.
Парк им теперь – подмостки. Жизнь им теперь – игра.

Их тяжела походка. Вынес туман-кисель
наших героев к пруду – жалко, что без весла.
Статуи сели в лодку, чтобы уплыть отсель,
крепко прижав друг к другу гипсовые тела.

Смотрит воронья стая парковое кино:
лодка ракетой мчится. Странно: сама пошла.
Кажется, что пустая? Просто легли на дно
в ней пионер из гипса с девушкой без весла.
16 ноября 2006

Ещё одно яблочно-вишнёвое

У жизни есть вкус. И не только: есть цвет и запах.
И осень вернулась, а значит, опять тепло,
и близко, и жарко… И бег босиком, без тапок,
по полю паласа – нырнуть под твоё крыло.

У жизни есть вкус – шоколада, нарзана, ночи,
которую запросто можно устроить днём.
У жизни есть цвет – это даже не очень точно:
У жизни есть краски. Мы кисти в них обмакнём.

Палитра касаний – от белого до каленья…
А как с поцелуем – малинов, лилов, вишнёв?
Я – пьяная вишня, и спьяну меня колени
отныне не держат – и, кажется, опыт нов.

У жизни есть вкус. Жалко тех, кто его теряет.
Пусть двое когда-то сыграли уже с судьбой
и яблоко съели, лишившись за это рая,
у жизни есть вкус. Ну, а пахнет она – тобой.
25 ноября 2006

Погодно-праздничное

Ты ходишь тенью. Ты всё время рядом где-то.
Тумана клочья за окном, как флаги, реют.
Трава под снегом:  в нашу зиму рвётся лето.
Смотри: растерянные мокрые деревья,
в промозглой мороси заламывают ветки
и тянут сумрак на себя, как одеяло.
Я ощущаю ежечасно, каждой клеткой
твоё присутствие, глотая слово «мало!»,
сама же силы слова этого пугаясь…
И обстоятельства, как тесный галстук, давят.
Я пью зачем-то многоградусную гадость.
Мне очень хочется тебя коснуться в яви.
2 января 2007

Роман с кофе

День непрозрачен, как опаловая смальта.
Машины замерли, и дышат утомлённо,
и землю нюхают, и морды гнут к асфальту,
и выжидают, чтоб рвануться на зелёный.

А светофор, подбитым красным глазом пялясь,
дрожит от ветра. Ветер зол: добычи мало,
и кольца дыма он срывает с длинных пальцев
фабричных труб, торчащих в небо где попало.

А площадь горбится, и спину выгибает…
Уже не знаю: я охотник ли, трофей ли.
Мой день жуёт меня железными зубами,
затем выплёвывает к маленькой кофейне,

где наша встреча в полумраке полу-мрачном,
в круженьи запахов ванили и корицы.
Мир непрозрачен. Только мы с тобой прозрачны,
видны насквозь, и наша искренность искрится.

Слова всё глуше, всё растерянней и мягче.
И наши действия разбойно-бесшабашны.
И сердце прыгает в груди твоей, как мячик,
к моей ладони – через тонкую рубашку.
4 января 2007

Я могла бы...

Я могла бы столько успеть полезного:
постирать или выучить, скажем финский…
Нет, всё бьюсь головой о дверь железную
и люблю человека с глазами сфинкса.

Я могла бы в заданных уравнениях
отыскать неизвестные - в смысле, иксы.
Не ищу. Жизнь веду глухую, нервную,
и люблю  человека с глазами сфинкса.

Я могла бы нравиться группе умников
и в кружке гедонистов скакать-резвиться.
Нет, хожу по верёвке в жидких сумерках
и люблю человека с глазами сфинкса.
9 января 2007

Собственническое

Ревность и нежность – настойка на свежих звёздах, и
тот, кто не пробовал огненной этой смеси,
тот не одобрит занятия – ткать из воздуха
башенки замка, в котором мы будем вместе.

Тку, вышиваю, и пальцы мои исколоты –
высится замок на призрачном гобелене.
Там хорошо, не бывает зимы и холода.
Каждый из нас у второго в том замке – пленник.

Свет в нашей комнате или темно, как в склепе там –
Нет, представляете, нет там замочных скважин:
щёлочки нет, чтоб узнали про слепость лепета,
щёлочки нет, чтоб подглядывать. Это важно.

Судьбы написаны наши. Возможно, свёрстаны.
Высится замок, в котором мы будем вместе.
Ревность и нежность – настойка на свежих звёздах, но
кислою долькой для вкуса добавлен месяц.
14 января 2007

Пунктуация

То тут, то там сутулится вопрос.
Вопросы отгоняем по привычке.
Ещё могу сказать, что «не всерьёз»,
всё завернув в колючие кавычки.
Но ткань стихов, прошитая насквозь,
как пулями, отверстиями точек,
нас пеленает так, что трудно врозь,
и тянется, и рвётся там, где тоньше.

И мы с тобой, спелёнуты стишком,
дойдя уже до точки (и до ручек),
по буквам продвигаемся пешком
наверх – к словам запутанней и круче.
И мы-с-тобой уже через дефис.
Тире отодвигают нас от прочих.
И дым табачный в комнате повис
в мучительном мычаньи многоточий…

Касаясь то словами, то рукой,
лови меня крючками-запятыми…
Апострофы взлетают над строкой –
запинки,  заикание – и имя
в апострофах, в задыхе – говори…
А после –  восклицательные знаки,
как долгий крик, оставшийся внутри,
как швы у наших текстов на изнанке…
15 января 2007

Мотылёк

Зима всё липнет к окнам рваной марлей,
нестираной линялой занавеской,
но этот день мы, выследив, поймали,
как мотылька тропического леса.

Попался день: сачком его накрыли,
чтоб нам двоим теперь принадлежал он.
И он расправил радужные крылья,
и задрожал от света и от жара…

Но что-то в нас самих поймалось тоже.
И мне никак не выйти из картинки,
из той, где нам никто уже не сторож,
где бьётся день на тоненькой простынке,

как мотылёк, похищенный подранок…
Я –  в этом дне, в сачке, к тебе всё ближе,
в картинке, выпадающей из рамки.
И ты меня не выпустишь, я вижу.
9 марта 2007

Говори...

Говори: что внутри, открывай,
облекай содержание в форму.
Я люблю, как ты ставишь слова –
так, как будто они из фарфора,
из тончайшего – видно сквозь них,
если смотришь на свет – а куда же?
Говори, раз зачем-то возник
ты в ночи моей, чёрной, как сажа,
раз пришёл… Где ты был до сих пор?
Говори же, так долго молчавший!
Льются речи в китайский фарфор,
чтоб поить меня – чашка за чашкой...
14 марта 2007

Город Наладонник

Видишь, у тебя на ладонях город? –
новенький асфальт, и газон подстрижен.
Флаги над проспектами реют гордо.
Кошки еженощно орут по крышам.

Рядом там и дождик, и снег. Погодка!
Бродим, ног не чуя, души не чая…
Город из кусочков пространства соткан –
тех, где мы с тобой до сих пор встречались.

Рядом двор февральский и парк осенний,
своды комнат – разных, всё время разных…
Мало в нашем городе воскресений.
Да зачем? Он сам себе город-праздник.

Видишь, как он хрупок, миниатюрен?
Пальцы не сжимай, ты его раздавишь!
Нет там живодёрен, больниц и тюрем.
Нет их там сейчас и не будет дальше.

Город ранним утром плывёт в тумане.
Скоро там впервые наступит лето.
И кофейни новые нас заманят,
и в метро прибавится новых веток.

Вспоминай об этом, когда расстроен.
Видишь, там тюльпаны? – ведь ты садовник…
Оба, как умеем, мы город строим.
И его ты держишь в своих ладонях.
10 апреля 2007

Мания преследования

Как можно отвлечься, забыть и не думать,
когда за спиною шагают бесшумно
деревья из парков, от дуба до вяза?!
И даже обломок поваленной ели
воскрес и за нами идёт, как привязан!
(На нём в сентябре мы однажды сидели).

За нами тюльпаны срываются с клумбы
и едет нам вслед прикроватная тумба,
а что ж ей не ехать – колёсики катят…
За нами идёт ненаставшее лето.
Ты выдохнешь мне заполошное «Катька!»,
и облачко выдоха тянется следом.

И время идёт – как беда, как цунами,
но только никак не поспеет за нами!
За нами – такое, что лучше – не надо,
и лучше наверное с нами не будет.
За нами – машины, свернув с автострады,
ползут, а из окон таращатся люди.

За нами – разборы полётов, отчёты.
И снег шёл за нами – да ну его к чёрту…
Ну как тут забудешь – пускай «на немножко»?
За нами – тепло, горячей, чем от печки!
И стол из кофейни за нами на ножках
бежит, и по центру (на скатерти) – свечка.
19 апреля 2007

Альстермерии

Хотя их стало меньше, а сил – совсем немножко,
цветы не умирают. Стоят-не умирают,
из кулачков беспечно в раскрытые ладошки
разжались и смеются. И вроде бы пора им

завянуть и засохнуть, но нет, они смеются,
хотя их сроки вышли.  Ну что за сантименты!
Сейчас себе нарежу лимон в щербатом блюдце
и буду есть, чтоб было не всё по мне заметно.

А там, где вдруг сломалась кофейная машина,
давились два ребёнка горячим шоколадом…
Там было много Бога – отца ли, духа, сына,
я точно не отвечу, мне это знать не надо,

но Бог накинул сетку – и тех двоих, без кофе,
невидимыми сделал и время растянул им,
чтоб вволю поболтали. В паденье,  глине, торфе
я буду это помнить. Кто раньше был понурым,

тот тоже не забудет. Цветы его не гаснут,
Вошло в привычку прятать ключи в случайной фразе.
Уже не стало белых, но есть немного красных.
Я ем лимон. А рядом они смеются в вазе.
30 апреля 2007

Берег

Занавеска шуршала шало, как прибой.
Ветер жадно дышал в открытое окно,
он трепал занавеску, звал её с собой.
Иногда я ногой найти пыталась дно,
но оно уходило быстро из-под ног,
хоть мы были, скорей всего, на берегу.
Захлебнувшись, смолкал неслышимый звонок.
И, на лапы присев, смирел московский гул.

Этот берег берёг нас: сети, тёмный ил
не показывал нам. В окно тянулся бриз,
из соломинки соком солнечным поил…
На щеке моей – слабый след солёных брызг.
Мы по разным домам сейчас – без сил, без сна.
Засыпай без меня в ночи глухой, слепой.
Не ложись на краю, но что за краем – знай:
там есть берег и я, прибой и мы с тобой.
17 июня 2007

Жара оранжева

Жара оранжева. Но светится в стакане
кроваво-красное. Наверное, вино там.
Скрипач с поющими смычковыми руками,
аранжируй и разбери меня по нотам:
где «до» надорвано, где «соль» на веках тает,
ты всё расскажешь, наши выдохи и вскрики
в одну мозаику-мелодию сплетая,
с лица заплаканного считывая блики
не выразимого иначе, чем мотивом
(напой, напой его, ты очень музыкален),
невыносимого, которое нести нам…
Жара безжалостна. Безумен жёлтый карлик.
23 августа 2007

Матрица в камере

Сними, сними с меня, сними,
спрячь в сумку или кофр
вечерний город, стоп-огни,
парковку облаков
на тёмном небе, на холсте
в подрамнике окна.
Всё снимем. Жарко. В духоте
одежда не нужна.
Снимай всю ночь – за кадром кадр,
снимай, запоминай
и забери потом за МКАД,
туда, где нет меня.
Запоминай, как пил, как лёг.
А вдруг через года
в аду мы снимем флигелёк
(аренда – навсегда).
Окно стучится створкой в стих
и ухает совой.
Сними улыбку с губ моих
и увези с собой.
25 августа 2007

С осторожной нежностью стеклодува...

С осторожной нежностью стеклодува
выдыхаешь слово «люблю», стекляшку,
сувенир на память… Ну, что ж ты, дура,
всё стихи талдычишь, поёшь и пляшешь?
И пока он в трубку не скажет «Еду»,
всё играешь в куклы – да нет, в бирюльки…
Почему не варишь ему обеды,
не таскаешь в термосах и кастрюльках?
Малоценный прихвостень экипажа,
в подсудимых вечно. Не хочешь в судьи?

Нам никто прижизненно не расскажет,
что про нас написано в Книге Судеб.
Мы сбежим оттуда, прорвав обложку,
и накажем, в угол поставив, время,
чтоб кормить друг друга с десертной ложки
черносливом ночи – густым вареньем.

4 октября 2007
4 октября 2007

Белка и Стрелка

Уже все ноты вручены.
Давно пора остановиться.
Но, чёрт! Черёмушно-черны
стоят слова «hasta la vista»
в гортани колом, вяжут рот,
и всё идёт наоборот.

Течёт, ломая тонкий лёд,
как речка, речь, впадая в детство.
Такая нежность в ней плывёт,
что непонятно без контекста,
как превозмочь, перенести
и каждый день, и каждый стих.

От перебора одурев,
все буквы вычерпав, все ноты,
мы выбираем ноту «Re:»,
и стрелка тянет компас к норду,
собаку – в космос, к ночи – час,
друг к другу – стрелочников-нас.
15 декабря 2007

ПредчуДствие

Ты ничего не помнишь, втиснутый в роль манкурта, –
точек, где мы сидели, парков, где мы гуляли…
Вечером день стираешь, заново пишешь утро.
Ты ничего не помнишь, мой человек в футляре?
Может, и будет счастье – где-нибудь на отшибе
памяти и желаний… Помни меня, не помни,
словно я Кот Чеширский, так и висит в машине
призрак моей улыбки – странно и автономно.
Ладно, не Кот Чеширский. Кошка, холера, лярва!
Но с корабля, что тонет, не побегу: не крыса.
Поле чудес засеяв, ухо прижав к футляру,
я с ним сижу в обнимку: жду, чтобы он раскрылся.

Выпадешь из футляра – главное, не разбейся.
Там ведь тепло, под крышкой. Там защищённо, бархатно.
Здесь же, снаружи – звери,
хищные птицы,
бесы,
вдаль ничего не видно,
кроме
любви
да пахоты…
11 января 2008

Дробный и систематический анализ

Дробный и систематический анализ

В душе моей тайн не откроешь. Там нет Америк.
Душа моя – старый колодец. На дне – вода.
Ты тычешь в колодец шестом – глубину измерить.
Ты даже, пожалуй бы, начал плевать туда –
но всё-таки вдруг пригодится (воды напиться).
Ты камни бросаешь – от них по воде круги.
Но с прежним упорством незрячей больной тупицы
я верю в надёжность и нежность твоей руки.
Ну, меряй колодец. Свети фонарём в глаза мне.
Простукивай стены – не спрятан ли клад греха?
Устраивай мне то один, то другой экзамен,
ищи отклоненья от правды в моих стихах.
Ведром зачерпнув из колодца, начни анализ,
всю воду исследуй на запах, на вкус и цвет:
а те ли в ней свойства, что раньше тебе казались?

Там только любовь. Ничего там другого нет.
15 января 2008

Музыка в автомобильной пробке

Музыка льётся в машине – так плещется знамя.
В музыку входишь, как в воду, – по грудь и по шейку –
и омываешь себя, словно всё и не с нами…
Сбить бы со следа тоску, как собаку-ищейку,
спрятаться в музыке… Музыка правильней текстов
(пахнущих веником мокрым), которыми тычешь
в зубы меня, чтобы я отползла наконец-то
и привидением стала, как тысячи тысяч
стали тенями, а тоже когда-то любили,
только не помнят, кого, тащат жизнь, как заплечный
старый мешок. Веник слов твоих зубодробилен…
Слушай же музыку, музыка держит и лечит,
может, она тебе скажет, что я не умею.
Может, она объяснит то, что я и не буду.
С чёрным шипеньем от сердца отпрянули змеи.

Ты приезжай. Я тебя подожду. Отовсюду.
16 февраля 2008

О нервных окончаниях

Как запутаны ниточки нервных окончаний...
Забываю то выключить газ, то поставить чайник.
Что за чувство тяжёлой тропической лихорадкой
сотрясает мой быт, и без этого малосладкий?
Иногда оно требует выть одиночкой-волком.
Иногда вверх по лестнице властно тащит волоком –
по высоким, рассыпчатым  - нашим с тобой -  ступеням,
когда нет уже сил и, кажется, нет терпения.
Моё чувство к тебе – нет, не вера и не надежда.
Моё чувство к тебе размывает границы между.
И, наверное, это совсем не то, что нужно нам.

Но оно всё растёт, как в раковине жемчужина.
3 марта 2008

В моём саду – такая тишина…

За этот ад,
За этот бред,
Пошли мне сад
На старость лет.

(М. Цветаева)
В моём саду – такая тишина…
Промозглый март. Ещё деревьям рано
болтать, шуршать листвой, и нет листвы,
и мало желтизны и синевы,
и лужи отражают, как экраны,
одну меня, и я опять одна.

В моём саду – такая тишина,
что слышно, как летит в ста метрах камень.
Ни строчки, ни полстрочки, ни стишка…
И робкого несмелого стежка
я сделать не могу сейчас на ткани,
хотя игра с иглой разрешена.

В моём саду – такая тишина.
Расселись ноты в гамме на насесте
и крепко спят. Так надобно пока.
Пишу «Пока!». Не дрогнула рука,
но ухает в груди, как филин, сердце,
за пять минут до твоего звонка.
26 марта 2008

Кругосветка

Не морочьте меня советами:
что вам круто, то мне полого.
В путешествие кругосветное
я иду анфиладой логов.
В каждом логе слова спелёнуты
и боятся пошевелиться.
В каждом логове – в разных комнатах –
в каждом зеркале – наши лица:
зеркала их хранят. До выдачи.
Мы там были – они остались.
Я не помню, но скоро выучу
и исполню шаманский танец –
с ритуальными слово-жестами
брошу в пламя прицельно ветку,
чтобы вместе нам –  в путешествие,
в сумасшествие, в несусветку…
30 марта 2008

Серая башня

В маршрутке душно,
как в самолёте
при перегрузке…
Московский Север.
Полёт нормальный,
комфорт по-русски.
Вдруг рядом кто-то
промолвил, водкой
дыша вчерашней:
«Остановите
за поворотом,
у серой башни!»

Звучит красиво.
Сижу в засаде,
как партизанка,
смотрю в окошко:
не вижу башни,
не вижу замка!
Но есть он точно:
услышав просьбу,
молчал водитель,
не удивился.
За поворотом
остановите:

там где-то замок!
Отсюда просто
его не видно.
Остановите,
остановите:
я тоже выйду!

Сменю причёску,
одежду, имя,
покрашу чёлку,
и в серой башне
останусь с серым
прекрасным волком.
И буду волка
кусать тихонько
за волчье ухо,
а тополя нам
тропинки к замку
засыплют пухом…

Трясёт в маршрутке.
Она набита
битком народом.
Остановите!
У серой башни.
За поворотом.
24 апреля 2008

Вечер-акварель

Пейзаж акварельный размыт,
нетвёрдой рукой накалякан.
Мычу горемычное «мы»,
но вечер мой всё же заплакан.

Мягчайшая кисть – колонок –
рисует листву на деревьях,
но вечер мой так одинок,
что лучше бы утро скорее.

Одно над другим громоздя,
художник набрасывал зданья.
И мерная поступь дождя
мне тихо вбивает в сознанье,

что в этот пейзаж без прикрас –
обнявшихся, странно похожих –
наверное, впишет и нас
рука человечья иль Божья.
6 мая 2008

Визионерское с перекрёстком и ангелом

Был длинным путь, а путь любой –
увы, недёшев.
Что их вело? Порыв? Любовь?
Горят подошвы.
Под скрип колёс, под шум дождя,
под плач метелей
брели куда глаза глядят –
и молодели.
Они почти забыли, как
живётся взрослым,
хоть на горбах два рюкзака,
набитых прошлым.

И, ставя шаг, как журавли,
как два подростка,
так до развязки и дошли,
до перекрёстка,
где завязали им глаза,
засыпав пылью,
решив зачем-то доказать:
они – слепые.

Москва ревела, словно зверь…
И ротозеи
всё ждали: как они теперь
пройдут по зебре,
толпа мусолила вопрос
с пивком имбирным:
как перейти им шесть полос –
и чтоб не сбили…

Но спрыгнул ангел с высоты
на парашюте,
с незрячих глаз сорвал бинты
белёсой жути,
и свет теперь в сознанье бьёт,
тугой и хлёсткий…

Два журавля пошли вперёд.
На перекрёсток.
17 мая 2008

Мальчик со мной

Мальчик, который живёт за фасадом твоим,
прячась под кожаной курткой и клеткой грудной,
любит щипаться, дразниться, кривляться, как мим,
любит шептаться, шушукаться тайно со мной.
Льдинка давно растворилась в глазу у него.
Сон мы с ним смотрим на пару – опять и опять:
сани по небу летят – над Москвой, над Невой,
небо заснежено, нежно полозья скрипят…
Мы уезжаем в края нескончаемых льдин –
нам на двоих там достаточно будет тепла.
Если ты хочешь, давай, оставайся один!
Мальчик со мной: я его забрала, увезла.
Он говорит о тебе – даже, если молчишь.
Он со мной вместе над сказкой способен дрожать.
Он со мной ест леденцы. Он Мальчиш-Кибальчиш.
Саблей взмахнёт – и попробуй меня обижать…
20 мая 2008

Шептать

Шептать тебе, шептать тебе не в ухо –
куда-то в грудь.  В межпуговичной зоне
шептать – как петь без голоса и слуха,
всё вышептать: о бархатном сезоне
качелей-снов и каруселей писем,
о пьяной вишне виршей полуночных,
о том, как тяга к выстраданным высям
тихонько распрямляет позвоночник…
Всё вышептать – беззвучно, не по нотам,
осваивая новое наречье,
расшифровать звучащие под гнётом
шаги судьбы, идущей нам навстречу…
3 июня 2008

аабввгбдгд

Как давит груда обстоятельств,
долгов, традиций, дружб, приятельств…
Камней – на десять обелисков.
Их над собою громоздя,
мы слышим слабый шум дождя,
мы ищем выход – лазы, щёлки.
И мало сил, и слёзы близко,
я «плакса, вакса, гуталин».
И ты мои целуешь щёки.
Но сверху гальку сыплет сплин.

И толща прошлого над нами.
И мы с тобой – под валунами –
опасней змей и тише мышек…
Из-под камней, из-под беды,
из-под земли, из-под воды,
никем как будто не посеян,
растёт не камушек – камышик –
трава, безделица, враньё –
любовь, соломинка спасенья,
чтоб нам дышать через неё.
6 июня 2008

Глоток

Чёрный барашек спускает дожди на верёвках,
чтобы купать купола у церквей и зонтов.
Нас по-шампански выносят пузырики в лёгких
прямо к переднему краю воздушных фронтов.

Где-то в листве было лежбище солнечных зайцев –
каждый раскос и роскошен. Их смоет дождём.
Крепко сжимаю твои распалённые пальцы,
как же иначе: по линии фронта идём.

Мы не уходим в себя, мы уходим друг в друга:
видишь, на этой дороге и ночь не темна,
мокрые лестницы падают с неба, и ругань
дальнего грома ворчанием кажется нам.

Мягкими лапками сердце массирует кошка,
лишь иногда запуская в него коготок.
К нам наклоняет Большая Медведица ковшик,
светом наполненный.
Мы отпиваем глоток.
9 июня 2008

Дирижабль

Порывы души, как подушкою звуки,
души их, но только совсем не убей,
чтоб я распустила тревожные руки,
как белую стаю из двух голубей.
И ты почему-то не выглядишь трезвым,
когда начинается утро с меня.
И кто бы нам что ни сказал, как отрезал,
забудем их лица, слова, имена,
забудем, как прыгали чёрные жабы
из их перекошенных утренних ртов.
Взлетим, воспарим на своём дирижабле.
Скажи, когда к этому будешь готов.
Они говорили… Они отрезали…
Шум жабьих шлепков стал пореже и стих…
Распущены руки, как петли вязанья:
тебе я мешаю машину вести.
Распущены руки, как слуги, как слухи!
Любовь без призору растёт, как трава.
И где-то по самому краю разлуки
стаканом пустым покатился трамвай.
29 июля 2008

3 августа

Двор был глухой. Глухой, немой, слепой!
Мы там укрылись. Значит, окопались.
И разговор вели за нас с тобой
от нежности дымящиеся пальцы.

Дождь шёл так тихо, что почти стоял.
Над нами ветви липы простирались.
Сама я не своя была. Твоя.
И не хотелось ни свобод, ни равенств –

хотелось, чтобы вечер – вечный мот
минут – не гнал нас ни звонком, ни стуком.
Чтоб двор глухой. И вывеска «Ремонт».
Хотелось жить. Сейчас. Потом. Друг с другом.
3 августа 2008

Концентрированный август

Слышишь августовские гусли?
Это августовские гуси
тренируются незаметно.
Листья первые пали с липы.
От печали уберегусь ли,
если воздух наполнен грустью,
а щипковые инструменты
звуком гусельным небо щиплют?

Зной берёт эти дни измором,
и в Москве уже пахнет морем.
В наступившем Медовом Спасе
август густ, словно ложка мёда.
Телефонный звонок намолен.
Я уже не терзаюсь: «Мой ли?»…
И химеры закрыли пасти
и смиренные прячут морды.

Не хотят нас пугать химеры…
Время врёт, будто сивый мерин,
извиваясь в привычном русле.
«Мой ли?» – спрашивать я не буду.
Нам обоим одновременно
кто-то сверху в стаканчик мерный
до краёв наливает чуда.
Слышишь августовские гусли?
17 августа 2008

Бегущий дом, сшитые рукава

Мне ли не знать, что в удаве сидит барашек.
Складывается пасьянс из карт, что биты.
А рукава двух смирительных рубашек
между собой на живую нитку сшиты.
Нитка – живая. Слишком она живая:
лучше не трогать – сразу кричит от боли.
Видишь, наш дом бежит на ходулях-сваях,
стёкла звенят… Он по чёрному мчится полю:
слышишь, на узких полках сервизы бьются?
Видишь, дом ленточку рвёт в параллельном слое?
Видишь, мои портреты тебе смеются
в доме, в котором нет у задач условий?
Есть лишь ответ: «В удаве сидит барашек».
Хлопают, сзади путаются – не крылья –
это они, рукава двух рубашек наших,
это они за нами всегда парили.

Это они нас всё ещё не смирили.
30 августа 2008

Совсем чуть-чуть

В который раз слова, как в речке камни, канут?
Которое  «люблю» не произнесено?
Слова взлетают вверх и станут облаками,
Ты выдыхаешь их – табачный дым – в окно.
Есть шанс у облаков дождём затем пролиться.
Совсем чуть-чуть тепла осталось до зимы,
но щурятся на свет, взглянув на наши лица,
прохожие, когда звоним друг другу мы.
Работа ждёт меня и стирки окорёнок.
Таков субботний день. И он на ласку скуп.
И два твоих «люблю» – нет, непроговорённых –
наказаны, стоят в углах молчащих губ.
4 октября 2008

Куртка

Я на голое тело, как куртку, наброшу утро,
полотняные полы стяну на груди потуже…
Наготове стоят и амброзия, и цикута.
Но тебе от меня ничего, ничего не нужно.

У тебя чёткий план на неделю – нельзя без плана.
Даже странно, что спелся со мной – с перекатной голью…
У тебя целый клан – и куда же мне против клана?
Слишком много нельзя. То одно «нельзя», то другое.

Что же нам остаётся? Лишь утренние пробежки?
До нелепости редкий кофейный поспешный ужин?
И квадратики неба… Не надо бояться слежки,
ведь тебе от меня ничего, ничего не нужно!

Но когда мы вдвоём, хоть совсем меня жизнь затуркай,
так пружинит асфальт под ногами – сильней батута!
И молчи, и смотри: представляй меня всю под курткой,
под наброшенной наскоро курткой сырого утра.
31 октября 2008

Чемоданчик

А дом… он полон, словно чаша.
В нём не кричат и не кричали.
А дом… он тёмен, словно чаща,
в часы бессонницы ночами.

Включая ночью передатчик,
герой – один во всей Вселенной.
И синим боком чемоданчик
его толкает под колено
и говорит: «Ну где ты, что ты?!
Всего-то два дверных проёма,
потом два лестничных пролёта,
и всё. И ты уже – не дома.
И перестанешь быть агентом.
И под дождём найдёшь дорогу.
И всё, и всё – конец легендам!
И сразу, прямо у порога,
радистка Кэт с чужим младенцем –
они тебя так долго ждали! –
дадут тебе переодеться
и шоколадные медали…»
2 ноября 2008

Мобильная связь

Это счастье – трубка у самых губ,
мой дыхательный аппарат.
Разговор затянут, возможно, глуп.
Только ты почему-то рад.

В небе полным бубном звучит луна.
Ты от этого сам не свой.
Тихий голос в трубке, его волна
Как накроет вдруг – с головой!

Это счастье – трубка. Она в руке,
твой летательный аппарат.
Без неё ты был бы незнамо кем,
а теперь ты мой кровный… брат:

мы по этим трубкам качаем кровь
друг для друга, вишнёвый сок.
Маринуй слова и к звонкам готовь –
надо нА зиму, надо впрок.

Это счастье – трубки у наших щёк.
Я форсирую и форсю.

И как будто нет ничего ещё,
Но оно уже есть вовсю.
16 ноября 2008

Окно с котёнком

Находишь в своей квартире глухую стену –
совсем глухую, настолько, что не помогут
ничем слуховой аппарат и лучший тенор –
и всю свою одинокость и весь свой опыт
призвав, рисуешь на этой стене такое:
окно, на окне – силуэт котёнка.
Милый,
неважно, какого цвета у вас обои.
Запомни: нужны невидимые чернила –
в ближайшей лавке чудес ты их купишь точно –
тогда на стене никто не прочтёт каракуль,
но воздух в окно будет литься каждой ночью,
котёнок бы, только котёнок твой не плакал…
А тайну окна оценил бы Зорге Рихард.
Теперь при атаке пришельцев, динозавров,
тоски – есть окошко с котёнком. Это выход,
билетик прямоугольный в другое завтра.
30 ноября 2008

Белый щенок спаниеля

Белый щенок спаниеля на белой подушке.
Белый, как снег. Вероятно, таких не бывает.
Взгляд его слишком печален для мягкой игрушки.

Линии: жизни, метро. Фаворит – кольцевая,
ибо кольцо – в самый раз для лошадок и белок,
Белок и Стрелок – положено стрелкам по кругу.

Пусть не бывает собак ослепительно белых –
это не повод реветь, как больная белуга.

Мчится по снегу – а снег-то ещё и не выпал –
белый щенок спаниеля, ушами махая,
прямо к тебе, опрометчивый делая выбор,
тащит подушку, что пахнет моими духами.

Всё впереди – мишура,  новогодние ели,
линии: жизни, метро. Разве этого мало?
Спит на подушке игрушка – щенок спаниеля.
Даже не знаю, не дать ли ему одеяло…
17 декабря 2008

Праздники

Во мне значительно меньше стали,
чем, скажем, в кухонных двух ножах…
От длинных праздников дни хрустальны
и тусклым эхом звенят в ушах.

Выходят пьяные из-под арок:
шаги замедленны и тихи.
Я обещала тебе подарок,
я обещала тебе стихи,

но не писалось. Не елись яства.
Пились напитки, но всё не те.
И я, устав за тебя бояться,
опять гуляю по темноте.

И голова, как флажок с помпоном,
на позвоночном моём столбе,
тебя всё время зачем-то помнит,
всё время думает о тебе.
5 января 2009

Твой стеклянный шар

Стеклянный шар удобно лёг в руке.
Смотри: там дом, построенный из спичек
на чёрном вулканическом песке,
стоит под рыжей крышей черепичной.
В стеклянном шаре – связь: алло, приём,
привет! Когда есть связь, уже не пусто.
Переплывают в лодке водоём
коза и волк. Везут кочан капусты.

В стеклянном шаре – Прага, прана, прыть,
и каждый вечер – музыка и танцы,
и санки – не затем, чтоб их возить,
а только для того, чтоб в них кататься.
В стеклянный шар запаяна душа,
как в ампулу с лечебным чудо-средством.
А если потрясти стеклянный шар,
внутри повалит снег, и вспомнишь детство:

портфель и форму, девочку, окно,
и страх: «А вдруг я глупый, бесталанный?»…
В шар поместился парк, и Дом кино,
и полная коллекция желаний,
а значит, там, конечно, есть и мы:
увидишь нас, счастливейших на свете,
в центральной части сказки и зимы.
И спросишь шар.
Но он уже ответил.
18 января 2009

И сорвали чёрну шапку...

Он избегает касаться моей головы,
Он почему-то считает: касаться – опасно,
ибо приводит к потере контроля и разума,
ведь в голове моей Андерсен, Гримм, свинопасы,
принцы, принцессы и много безумно-заразного.
Лучше держаться подальше и даже на «вы».

Шапку сняла. Не расчёт, не намёк, не призыв.
Жарко и всё. Это примем в порядке рабочем.
Он засмеялся – негромко, почти что без голоса,
и объяснил: «Ты была аккуратным грибочком
в шапке. Секунда – и вдруг развеваются волосы!»
Якобы это смешно и похоже на взрыв.

Ну, и естественно, чтоб не взорвать пол-Москвы,
он избегает касаться моей головы.
20 января 2009

В этот день...

В этот день лавина снега
бег Москвы остановила.
Пропадай, моя телега!
Закрывай глаза, мой милый:
будут ночь и столб фонарный
диктовать тебе сценарий:

возле Рижской эстакады
спит луна за облаками,
но светло от снегопада.
Руки прячутся зверьками
по перчаткам и карманам.
Мы их выманим обманом,

и они найдут друг друга,
и сойдут с ума, без шуток.
Чей-то джип (а вдруг он угнан?)
в темноту нырнёт, как утка.
Только нам-то что за дело?
Нас зима тепло одела.

В подворотне – старой сводне –
мы стоим, обнявшись, милый,
что-то празднуем сегодня,
забывая пить текилу,
веря в прочность миокарда…
Поздравляю!
Смена кадра.

Смена дня и караула.
Смена ритма. Переулок
за окошком смотрит сны.
Поздравляю: снег не тает,
но ведь утром точно станет
на ночь ближе до весны!
5 февраля 2009

Отпуск зимой

Всё включено: номер и много звёзд,
море, лежак, пляж, побережье, риф.
А у меня, знаешь, сейчас мороз –
это экстрим, это не эксклюзив.

Всё включено: бабы и алкоголь,
чайки, чаёк, кофе и orange juice.
Встанешь с утра – выключи страх и боль.
Незачем боль... Я же тебя дождусь.

Всё включено: берег, жарой палим,
фрукты со льда, тент, насыпной песок.
Можно включить связь напрямую с Ним,
хоть у Него дом в облаках высок.

Всё включено: хочешь, Ему молись,
это ведь Он намертво нас связал.
Всё включено: даль и такая близь –
словно в бинокль, видишь мои глаза,

видишь, как в них всё без тебя черно.
Ты попроси, может, Он даст ответ:
всё включено,
главное – включено:
вечно включён
ток между нами,
свет.
23 февраля 2009

Бабочка в телефоне

На улице сыро. Болит голова.
Ещё бледнолица, тосклива Москва,
Но что-то – гораздо сильнее, чем мы –
выводит меня и тебя из зимы.

И птицы уже по-другому поют,
и бабочка-слово,
два крылышка «ю»
расправив,
срывается с пальцев твоих,
чтоб бабочку-слово закручивал вихрь

и нёс мимо серых домов, площадей,
афиш, остановок, зверей и людей,
нёс мимо столбов, светофоров, колонн
и бросил прямёхонько в мой телефон.

Тогда телефон загудит, зажужжит.
Он правду легко отличает от лжи,
особенно главную правду твою,
что машет с экрана мне крыльями «ю».
4 марта 2009

Март

Я стала другой. Как будто –
из воздуха, не огня.
И смутная тяга к бунту
ночами томит меня.
Мешает нерасторопность
во всём, что вокруг, во всех!
А сердце то рухнет в пропасть,
то снова взмывает вверх.
Качают меня качели
на самом краю весны.
Безумная лёгкость в теле.
Отчётливы фильмы-сны.

В тех фильмах, назло субтитрам,
по белой, как снег, стене,
ты вдруг – внесюжетным тигром –
влезаешь в окно ко мне.
И мы говорим руками,
пьём воду и дождь с лица,
для нас не токсичны кадмий,
тоска, ацетат свинца…
И мы говорим руками,
губами – в немом кино.
И мы не боимся камер,
немые давным-давно...

А после приходит утро,
втыкает лучи в постель.
Будильник мой, экзекутор,
упрямо выводит трель.
Сон близкий ещё, недальний,
но всё в нём уже старО.
На утреннее свиданье
я к тигру спешу в метро.
Увидимся – не ослепнем.
Бегу – опоздать нельзя.
И смотрят мужчины вслед мне,
распахивая глаза.
10 марта 2009

Я говорю

Я не хочу разговаривать с этим –
тем, кто рисует невзлётные полосы,
чёрные полосы вечных препятствий.
Я говорю с самым лучшим на свете –
с тем, кто заводит мне за ухо волосы,
кто надевал мне носочки на пятки,

с тем, кто, сажая картошку и флоксы,
держит во рту моё имя безуглое –
под языком, как от боли пилюлю, –
кто от меня не сбежал, не отрёкся,
кто, если долго не видим друг друга мы,
ежеминутно встревожен: люблю ли…

Я говорю с ним про сны и погоду,
или про март, расплескавшийся лужами,
или про кошек, вопящих на крыше.
Я говорю просто так, что угодно…

Как он меня зачарованно слушает!
Как он меня безошибочно слышит!
15 марта 2009

Бег в мешках

Ты вдруг сказал: «Смотри, совсем весна уже!
А мне казалось, снег вчера лежал!»
День сразу встал на цыпочки и на уши,
и текст простой прожёг насквозь скрижаль,
и мы с тобой в мешках, как чарли чаплины,
бежим туда, где нет тоски и лжи…
Ты всё сказал, конечно, замечательно,
но снег вокруг и до сих пор лежит.

Снег – погорелец , бедный, весь обуглился.
О, бег в мешках! Они трещат по швам.
Висят на нитках пуганые пуговицы,
я плохо их умею пришивать,
гораздо лучше, в общем-то, расстёгивать…
Прости, прости, я вовсе не о том!
Не прячь глаза за дымчатыми стёклами.
Оставь защиту эту на потом.

Толпа людей застыла и раззявилась.
Сирены вой, свистки, клаксонов трель…
А мы в мешках стреноженными зайцами
куда-то скачем. Видимо, в апрель.
24 марта 2009

Автомобиль

Даже просто смотреть направо – уже ошибка,
потому что сиденье справа – заколдовано:
там то розовый куст вырастает, прорвав обшивку,
то шипит в сковородке яичница с помидорами,
то тебя кто-то вдруг коснётся, то клюнет в щёку,
то посмотришь – там спит котёнок, то ходят часики.
То там вроде и нет никого, но ремень защёлкнут,
перекручен, как это часто со мной случается.

Надо ехать вперёд и не думать о том, что справа.
Это чёрт-искуситель строит тебе гримасы.
И неправда, что я там всё время. Мираж, неправда!
Там – рычаг передач. Он мешает нам обниматься.
13 апреля 2009

Было-будет

Ничего такого и не было:
всё никак не ехалось барину…
Люди шли с пушистыми вербами
и несли своё невербальное.

Было –  бисер, бусы, автобусы,
мокрое шуршание шинное.
Молнии на небе расстёгивались.
Розы пили воду кувшинами.

Утро вышло звонким, как жаворонок.
Надо, может, видеться реже нам?

Будет – невозможное, жаркое.
Никому не нужное. Нежное.
20 апреля 2009

Песнь об улетающей кровати

Не надо разрушать волшебных городов:
их призрачных домов и вычурных садов.

Что толку их громить, расстреливать, взрывать
и в космос запускать двуспальную кровать,

чтоб огненный за ней тянулся в небо шлейф –
ну пусть она летит, от страха ошалев,

ракетой мчится ввысь во всю кроватью прыть –
да разве это путь хоть что-нибудь убить?

Ну пусть она летит, ведь дело-то не в ней,
а в том, что не забыть часов, минут и дней

в волшебных городах – они внутри Москвы –
там нужно знать язык оттаявшей листвы,

танцующих машин, распевшихся дверей,
шагающих цветов, светящихся зверей…

Мы выучили там полсотни языков,
и даже диалект для полных дураков!

И мы как раз на нём болтаем иногда,
пытаясь разрушать все эти города…
22 апреля 2009

Музыка грохочущей бочки

Музыка бочки, которая мчится по склону!
В музыке – гул проводов и звонки телефона.
Птицы, деревья и камни спасаются бегством:
катится бочка сбесившимся транспортным средством,

и замирают от зависти все шарабаны…
Музыка бочки! Прекрасны её барабаны.
В бочке сидеть – это вам не сидеть в лимузинах!
Пьяницы жмутся к стене у дверей магазинных –

музыка бочки слышна только им и влюблённым –
кто ещё может лететь, кувыркаясь, по склонам –
косточкой каждой считая все ямы и кочки,
слушая музыку бочки, грохочущей бочки?
1 мая 2009
Valid XHTML 1.0! Valid CSS! Дизайн сайта и все скрипты, кроме форума;) © Иероним aka _ib, 2005