Подборка Симамуры

Представляю вашему вниманию подборку Симамуры, многим также известного под именем "Олег". Автор хотя и безумно упрям (ни с кем из стихотворцев мы так не спорили из-за отбираемых произведений!), но скромен, и сообщить о себе ничего не захотел, кроме того, что обитает в Чернигове и работает сейчас ювелиром, а раньше работал токарем и сварщиком на заводе. Образование — 8 классов средней школы.
При этом стихи Симамура пишет интеллектуальные и изысканные, наполненные настолько яркими и сильными образами, что они иногда кажутся мне почти живыми — стихи Олега. Читайте, голосуйте и наслаждайтесь — это тексты, которые нужно имхо смаковать, а не заглатывать залпом

И в большинстве своём они мне очень близки, поэтому я с радостью делюсь с вами "открытием" для себя этого автора.
Ника

О стихах

Когда дорога далека
И в день до цели не добраться
Такие белые снега
На стол мой письменный ложатся,
И дремлют в ожиданье рун,
Ещё невиданных доныне,
И отголоском тайных струн
возводят храм в моей пустыне;
всё явственней, всё чище звук
тепло, тепло – от слога к слогу,
и слово полетело вдруг
Всё меньше здесь, всё дальше. К богу
Заговорило, понесло
Прямой дорогой ли, окольной
Немому космосу назло
Над крышами, над колокольней,
В сто голосов “спасён, спасён”!
В оглохшем небе зазвучало
Без жалости оставить всё
И жизнь опять начать сначала,
С абзаца, с чистого листа,
С безмолвия, с благоговенья
С того, что истина проста
И что она одна – смиренье
Погибнуть и воскреснуть в миг
Всепоглощающего чуда
И в тот момент, когда родник
Вдруг бить начнёт из ниоткуда
Строку покорную свою
Наполнить запахом полыни,
И в ослепительном бою
Пасть жертвой собственной латыни.

Друзьям

Оглянуться ли дню уходящему вслед,
Поклониться ли
Или ночью бессонной покоить ответ
За ресницами
За дверями, в которых все петли скрипят
С возмущением
Не укроешь направленный в зеркало взгляд
Отвращения.
Нет в нём больше того, кто хотел по волнам
босиком пройти
Что осталось нам, кроме как петь по утрам
В ванной комнате,
Иль давать смертный бой бывшим кровным врагам
В их отсутствие,
Разбавляя потом выходной по глоткам
До бесчувствия.
Мы как прежде стучимся в закрытую дверь,
Дружим семьями,
Но сравнимы всё больше с камнями теперь,
Да с деревьями;
За какими морями на наши холмы
тихо лечь листве?
Где бы ни были, там и останемся мы
В одиночестве…

Поле

Поле моё засеяно – полову ли, сёмя сеял, всё одни сорняки
Поле – вспахано, сеял злаки, но зерна кидал отборно, только мимо себя
Песню громко пел, врал, да тужился, а потом присел, да прислушался: две строки до тоски
Не умею жить, ненавидя, света не видя, и не знаю, как жить любя…
Мело всю зиму - вокруг сугробы, птицы по небу, молитвы по нёбу – мёдом
Слаще и слаще от “отче наш” и всё больше не страшно, не душно не нужно, не плач
Гололёд глаголов грезит гортанью, и голодными ртами к тебе – каждый со своим гололёдом
скользко, но, сколько бы ни было, столько и будет падений, и столько же будет удач.
всё идёт к марту, как по маслу, лучом по снегу – блин по небу катит
и вместе с птицами – синицами поёт моё сердце, лесенку к небу ладит
ступенька за ступенькой
помалу, да помаленьку
не высоты бойся, сердце, а бойся своей немоты…
от наготы твоей куда деться,
сердце?
Не крути пальцем у виска, коль дыряв, висок не носок, проткнёшь - не зашьёшь
Что молвят устами, то сами не ведают, веруют в меру и меряют верой своей
Красна заплата, ума – палата, жаль, пуста. Душа чиста, бери за грош
За алтын, полушку, кинь мне дУшку, пусть, с душкОм, накрой мешком, в мешке зручней,
Но видно сквозь саржу, как белит сажу, душа, хоть не дышит, но слышит, все слышит она
Пусть шёпотом, тихо, пускай под сурдинку, пропой ей хоть слово и снова, и снова - гляди
Взойдёт твоё поле любовью и болью, побегом под снегом пробьётся, займётся весна
Грозя небесам, горизонтами грезя, из грязи – в князья, но всё время, всё время в пути…
Всё время в пути

***
Ты до сих пор не знаешь – кто я
Сюжет не нов:
Не выходящий из запоя
Не видит снов.
Не говорящему ни слова
Ласкает слух
Сиянье нимба золотого
Одной из двух
Планет, чей свет ещё не виден,
Хоть слёзы лей
Которой не открыл Никитин,
Ни Галилей.
И я благословляю карты –
Душою дик.
Апрели все твои и марты,
И даму пик,
Чей поцелуй похож на выстрел –
Перстом в висок.
…пугает неподвижность мысли
одну из строк.
…ты до сих пор. Лишь многоточье
тебе под стать,
но то, что виделось воочию
не может стать
ни сном, ни даже полуправдой
хоть есть соблазн
слепить из сей абракадабры
еду для глаз.
Их взгляд подчас верней конвоя
Одной тебе.
Ты до сих пор не знаешь – кто я.
Хвала судьбе!

Прощательное

Прощай, прощай! Уже не понарошку
Прощай навек. Прощай на жизнь, прощай
Не то – чтоб навсегда, но на мгновенье
Которого уже не пережить.
Уходишь, я прошу – будь осторожна
С такими – же уродами, как я
Один лишь Будда знает – что у них
(имеется в виду – уродов) в думках.
Прощай. Я умоляю – не забудь,
Купить себе с полкилограмма этих
Ментоловых, сосательных конфект
Ты, помнится, уж очень их любила,
А я всегда не понимал в чём суть –
То – ли в привычке давней, то – ль инстинкт
Дремучий говорил в тебе при этом.
Тем более гуд бай, оревуар.
Уже твоих небес фанера ждёт,
Когда придет очередной Шемякин
И в полутьме напишет горизонт
С подробным описанием рассвета.
И даже, может быть он будет прав,
Когда наврет тебе с три коробка,
Но вряд – ли ты способна на анализ.
Прощай, прощай! Уже гремит салют
И армии уже стоят в казармах
И хроникёры спрятали треноги
И погасили солнце. Что – ж, прощай.
Я буду помнить каждый завиток
Всего лишь, буду каждую веснушку
Твою считать, чтоб сон принес с собой
Цветное фото той одной, с которой
я вечно буду говорить во сне.

Время

От веселья сто вёрст, до веселья с петлёй или плахой
нам бежать и ползти, день за днём, остывая во тьме,
прикрывая свой срам одиночеством, словно рубахой
по словам, по делам, по холодной, как время, зиме.

Время свито в кольцо, и надето на твой, безымянный,
обезумевший город стальной, дребезжащей струной
подвывающей в тон полусонной тоске оловянной,
расплескавшейся серым плевком по сырой мостовой.

Сжав свои кулаки, ты в озябшие дуешь ладони,
но, повёрнутый в профиль, век, тихо считая до ста
где-то на сорока оставляет сидеть на перроне
и секирой потерь намечает границы поста…

Снег

Я шёл по городу, шёл снег
В кишке подземной перехода
Урчала сотней человек
Непроходимость пищевода.
Топорщился ларьков гастрит,
Сосиска позднего трамвая
Вползала в сумрачный Аид
лицо искрою обдавая
аборигена, чьей мечтой
был постный суп и чашка чая
у входа сгорбленный святой
просил на хлеб, не замечая
звезды в дырявом котелке
на опрокинутом асфальте
стоял с оскоминой в руке
от постоянного “подайте”.
Гремела музыка, в углу
Как мертвяки, при жолтом свете
В грязи, подобно барахлу
Лежали скомканные дети.
Рожденные без матерей,
Но с явной допомогой мата
Да постоянного “налей”.
Дым сигаретный плыл, как вата,
Вплетался в разговоры, жил,
Творил свои средствА и цели
Влюблялся, головы кружил,
заимствуя мозги и щели,
Трясло бетонное кубло,
С налитой кровью красной рожей
Покуда мной не пробрало
И вырвало на свете Божий.
p.s.
…и в этот миг, как в сладком сне
порою зимнего ненастья
любой фонарь казался мне
звездой пленительного счастья.

Иногороднее
(Для И.В)

Ну, здравствуй, пишу тебе кровью, поскольку чернила
в январских потёмках дают равнодушию фору,
и чорт его знает, чем полночь их там начинила,
и вылила в город, об эту ослепшую пору.

Ты помнишь, быть может, как всё оказалось напрасным,
и шило в мешке нам опять подменили на мыльный
красивый пузырь, и никто не сберёг под матрасом
потраченный молью чулок; и теперь по мобильной,

(и с каждым днём более тщетной), я, точно Папанин
шлю радиограммы, в пространство – “я полюс, я полюс”,
но видимо, снегом вчерашним, как ватой завален
твой дом на дрейфующей льдине. И вкрадчивый голос

пера по бумаге, лыжню оставляет длиннее,
чем лица и звуки, впотьмах станцевавшие танго…
Я помню, ты как - то сказал мне: “чем небо синее
тем чётче в нём виден на юг улетающий ангел”…

Монолог

“на каком языке ты со мной говоришь”?
Повторишь
Ты, и долу со вздохом опустишь глаза.
Где – то за
Звуковою чертою остались слова
И едва
Есть такой самолёт, что б её одолеть.
Не успеть
Прошептать “я люблю”, протрезвонить “прости”…
Не спасти,
Даже если в порыве щекою к щеке.
По руке
Хоть гадай, хоть мизинцем води в полутьме
В кутерьме
Все любови растеряны, все шалаши.
Не спеши
прививать себе оспу обиды к лицу.
Всё к концу,
всё к финалу, как в книге, где свой эпилог
не далёк;
не далёк я умом видно, если кричу
“Не хочу
больше видеть тебя” и со звоном стекло
потекло
потекло по сусалам, стекло по усам,
по лесам
по дремучим по нашим обидам, по снам
тем, что сам
рад забыть, да сбылись. Каждый в свой день и час…
все про нас.

Август

Прощай, мой Август, прощай навсегда, тот, про
Который молчит одинокая птица сталь.
Спеши, улетая в ладонь оброни перо
Тепло забери, но оставь навсегда печаль.
Прощай, твои слёзы были как мёд горьки.
В четверг я тебя позабуду - опять навек
Тебя позабуду. Беги от меня, беги,
Быстрее, быстрее, и не замедляй свой бег.

Ты кончишься, знаю, как всё, что имело смысл,
Как этот последний в твоём присутствии чай,
Как я, Пресвятейший, а я – это просто мысль.
Печальная мысль о тебе, Император.
Прощай.

Ноябрьское

Однажды в этом городе был снег
Всего лишь день, а сколько нужно гостю
Что бы прийти, порадовать, и после
Рачительным хозяином навек

Быть позабытым. Белое ничто
Над головой раскрыло парашюты
Смеркалось, и застывшие минуты
В салонах остывающих авто

Вершили суд. Небесная орда
Ни горести, ни роздыху не зная
летела навзничь, вырвавшись из рая,
чтоб здесь, внизу исчезнуть навсегда…

…а я стоял, и медленно глядел
как буднично, нет, нет, скорей - нелепо
на землю тихо опускалось небо
и думал я, что вместе с ним предел

придёт печалям, и отступит страх
который нас по этой жизни кружит…
но небо тихо превращалось в лужи,
и отражалось в них, как в зеркалах.

Высоко летать…(Вальс для Ники)

Разбери мою птицу по пёрышку, да на перины
На подушки – приспальщицы, на одеял полюса
Раздари её пенье - уменье свистулькам из глины,
что в чужих углекислых находят свои голоса.

Или просто, помножь её скорость, на общую косность,
на просодию гравия, в тусклом асфальте небес
где бетономешалка встречает катка грациозность,
в ритме камнедробилок танцующего полонез.

Поцелуй её насквозь, пройди по-под сердцем, навылет
заржавевшей стрелой, что оставил покойник – Амур
точно знавший уже, что как было, так больше не выйдет,
и, что пуля – любовь, без сомнения дура из дур.

За окном - темнота. Хоть по Брайлю штудируй сонеты
хоть на ощупь в потёмках броди, что темнеют внутри
Разбери мою птицу по пёрышку, даже за это
я тебе благодарен. Спасибо тебе. Разбери…

Последние стихи февраля

От того, что снег не тает
Кто – то на небе считает
Нам до ста
Вперемешку с Фрэнком Заппой
На устах кошачьей лапой
немота
столь естественна, что спроба
отпустить на волю слово
терпит крах
и куда лететь не знает,
на шурупах повисает
и шнурах,
всё на проволоке, всё на
скрепках, всех красавиц лона
на замке,
под печатями, в портфелях
дипломатских, в мавзолеях,
на песке
у волны средьземноморской,
на краю планеты плоской,
где трубя
что безумный в дудку ночи
понял, всё – же, что заточен
под тебя,
под одну из многих, что – ли
но ни трепета, ни боли
ни сучка
ни задоринки, ни смеха,
канифоль одна утеха
для смычка.
стать бы сыном ложки старой,
сдать себя стеклянной тарой,
что бы в срок
получив пригоршню меди
вторить “азы, буки, веди”
на зубок
Чей-то скоро нам дорога.
Было мало, было много,
Аз и есмь
Классно было, было худо,
Было всяко, и покуда
Все мы здесь.
Сны мои друг другу снятся,
Дни мои во тьму струятся
Как пески
Воскресенье угасает
Даже водка не спасает
От тоски